Спасибо. Питер, смирился с тем, с тем, что вечер будет алкогольно-хореографическим.
Питер разочарован не был. Ужин оказался отменным, пришлось это признать. Порции были гигантских размеров, и сопровождались немыслимым количеством вина белого или красного, в зависимости от того, какой деликатес подавался на стол. По завершении пиршества вышли трое матросов-зенкалийцев и под аккомпанемент бузуки на ней с необыкновенным чувством и воодушевлением играл сам капитан начали танец, который в глазах неискушенного мог сойти за греческий. Удивительно, как это жирные, словно сосиски, пальцы капитана ухитрялись извлекать из инструмента столь сладостные мелодии. Вскоре, одурманенный хорошим вином и дружеским общением, Питер обнаружил, что, слева и справа от него ухмыляющейся зенкалиец. А он, положив им руки на плечи, обхватив их бронзовые, потные шеи, переступает не совсем в такт музыке по палубе. Звуки бузуки дрожат и плачут, глубокий капитанский бас разносится над залитым лунным светом морем
Наконец, поклявшись в вечной дружбе всем зенкалийцам и капитану, Питер пошатываясь, отправился в каюту, громко напевая. Раздеваясь, он неожиданно вспомнил о дереве омбу и его охватило чувство жалости. Он с горечью думал: «Вот я так наслаждаюсь жизнью, а бедному дереву, единственному уцелевшему представителю своего рода, не с кем даже поболтать. Не с кем спеть, и не с кем станцевать. Какая жестокость!»
С досады он швырнул снятую одежду на пол и растянулся на койке голый.
Держись, омбу, держись старина! пробормотал он, засыпая. Питер Фоксглав, эсквайр, идет тебе на выручку.
В тот момент он и представить себе не мог, что это было на самом деле так, он действительно шел ему на выручку.
Глава вторая Зенкали осмотрен
Тихо, прохладно, море темно-синее и гладкое, с небольшими стаями морских птиц. Небо бледно-голубое с оранжевыми пятнами на востоке. Чуть правее от курса корабля в нескольких милях лежал Зенкали. Его форма полумесяца с двумя вулканами на концах была очень характерной. В этом раннем свете весь остров казался темно-зеленым, с фиолетово-черными тенями, отбрасываемыми вулканами и горами. Остров был окаймлен полосой белого прибоя там, где волны разбивались о слегка выступающий над поверхностью коралловый риф, а вулканы были в веселых утренних головных уборах из облаков.
Питер зачарованно наблюдал, как восходящее солнце постепенно делает цвета острова более насыщенными и яркими, а поверхность моря дробится на миллион серебристых бликов, похожих на рыбьи косяки.
Капитан Паппас появился на мостике в рубашке нараспашку, широко зевая и почесываясь. Были видны грудь и живот, покрытые густыми черными, как у медведя, волосами, а волосы на голове стояли дыбом.
Доброе утро! проревел он Питеру. Ну, как самочувствие?
Превосходное. Лучше не бывает.
А все греческие танцы! Капитан, как-будто рекламировал надежное лекарство. Очень полезны для организма! Ну что, видишь Зенкали, а? Премилый остров, не правда ли? Через два-три часа будем в порту!
Через три часа? изумился Питер. А кажется, он так близко!
Нет, она не близко. Она будет гораздо больше, когда подойдем поближе. Хотите позавтракать, мистер Фокстрот? Проголодались, а?
Питер неожиданно почувствовал зверский голод:
Да, неплохо бы позавтракать. Я так голоден, что могу съесть лошадь и даже с копытами.
Я не знаю, есть ли это у нас, нахмурился капитан при мысли, что его корабль может быть признан в чем-то ущербным. Я
думаю, вы спросите кока, а?
Час спустя Питер уже упаковал вещи и снова вышел на нос, чтобы понаблюдать, как суденышко пойдет через риф, для всякого новичка это является одновременно захватывающим, пугающим и волнующим. Остров теперь казался огромным, солнечный свет высвечивал листву растительности, покрывающую остров от пляжа, до вершин гор. Зеленые, золотые, алые, розовые, синие и желтые цвета в многоцветном гобелене, который может быть создан только в тропиках. Серповидные пляжи вдоль берега сверкали белизной, как слоновьи бивни
Риф был от шести до пятнадцати метров шириною и выступал примерно на полметра над поверхностью моря. Напарываясь на острые, словно бритвы, кораллы, огромные буруны сначала вздымались, а затем рассыпались шипящей, брызжущей пеной. Качаясь, словно на гигантских качелях, на этой гигантской зыби «Андромеда III» бодро пыхтела параллельно пенящемуся, рычащему рифу, держась на расстоянии около двадцати пяти метров от того, что выглядело как место кораблекрушения.
Да, нужно отдать должное капитану Паппасу: при всех его недостатках проход в зенкалийском рифе он знал, как свои пять пальцев. Он вел суденышко вдоль рифа, пока оно не достигло просвета (не более тридцати метров шириной) в ковре пены, через который с пугающим ревом пробивались огромные валы.
Капитан резко развернул «Андромеду III» и на всем ходу вошел в проем. Немного качки, болтанки, и вот они уже скользят по гладким, сверкающим бриллиантами водам лагуны.