Эк, засела, колодина окаянная! ругнулся он.
Грессер взял у Вадима револьвер и пятью точными выстрелами расщепил край крышки. Из щели потянул сырой сквозняк. Кавторанг выдернул из ближайшей стопки бумагу, поджег се и просунул в дыру. Огонь высветил под крышкой кирпичный пол. Он был неглубоко в метре, не больше. Кавторанг растребушил одну из связок и приказал всем скручивать листы в жгуты и пропихивать в щель. Когда под крышкой выросла высокая горка скрученной бумаги, Грессер бросил в дыру карандашный
огарок, и на кирпичном полу запылал костер. Пламя подсушило отсыревшую древесину, и вскоре, поднатужившись, Грессер и механик вырвали злополучную крышку. Чумыш спрыгнул в люк и исчез в темени низкого и узкого хода. Грессер, согнувшись в три погибели, последовал за ним. Потом спустился Вадим. Последним, закрыв за собой крышку, пролез механик.
Четыреста подземных метров показались им с добрую версту, пока они не выбрались из водосточного колодца у западного торца Адмиралтейства.
Ну, Зосимыч, удружил, обнял кондуктора Грессер. Век не забуду. Пойдешь ко мне боцманом?
Эх, Николай Михалыч С меня теперь боцман что с пальца гвоздодер. Я уж на вечную зимовку ниже земной ватерлинии собрался.
Рано крылья опустил, орел порт-артурский! А сослужи-ка нам последнюю службу подбрось на Балтийский завод. Только катер сюда подгони. Нам сейчас, сам понимаешь, не резон на набережной показываться.
Не сумлевайтесь! Сделаю, как надо.
Чумыш исчез в ночной мороси, переждав броневик с белыми буквами на пулеметной башне «РСДРП», Машина катила в сторону Зимнего.
Скажи на милость, службу не забыли! отметил кондуктор, расслышав сквозь клекот мотора медные удары авроровской рынды. Грессер с тревогой вглядывался в нарастающий силуэт крейсера. А что, если прикажут встать к борту? Высокие трубы корабля вырастали над мостом с каждой секундой. Вот и выгнутый нос с черной серьгой якоря (второй отдан), клепаный борт с тремя ярусами иллюминаторов, отваленный выстрел со шлюпкой на привязи
Лет десять назад корабельный гардемарин Грессер проходил на «Авроре» морскую практику. Вон иллюминатор его кубрика. В кожухе первой трубы отогревался он после вахт на сигнальном мостике. А сколько раз банил баковое орудие, за которым был закреплен в гардемаринской прислуге.
Однажды летней тихой ночью, когда крейсер резал гладкое море, Грессер выбрался из душного кубрика наверх. Никем не замеченный, он пробрался на бак за шпили, и лег там на теплое дерево палубы. Он лежал на спине головой к форштевню, раскинув руки в стороны. Лицо его нависало над роззвездями черной бездны. Корабль чуть покачивался, и вместе с ним качалась ночная Вселенная. И тогда у гардемарина захватило дух от созерцания этой космической шири. Он плыл один между морем и звездами неведомо куда, в вечность и бесконечность. Потом он нигде не испытывал такого величественного чувства и всегда благодарил судьбу и «Аврору» за тот звездный миг в его жизни.
То была злая ирония судьбы, что именно ему предстояло сегодня уничтожить «Аврору». «Уж лучше бы ты потонула в Цусиме», не без горечи пожелал кавторанг, глядя, как створятся за кормой мачты и трубы крейсера.
Пронесло!
Не окликнули, не осветили, не выстрелили. Чумыш держал курс на огни Балтийского завода.
Землянухин сидел в боевой рубке и приканчивал вторую селедку, заедая ее ржаной краюхой. Он хотел было спуститься за чайником, который грелся на электрокамбузе, как вдруг услышал глухое фырканье мотора. Насторожился. Выглянул из рубочного люка и подвинул поближе винтовку.
Маленький катер ткнулся в лодочный корпус, и один из пассажиров высокий в офицерской шинели зычно крикнул:
Вахта! Прими концы!
Землянухин вылез из люка по грудь, выпростал винтовку, клацнул затвором.
Стой! Кто идет?
Ага, есть живая душа! обрадовался высокий. А ну, помоги вылезти!
Кто идет, спрашиваю? рассердился матрос на слишком уверенного в себе незнакомца.
Я новый командир «Ерша». Капитан второго ранга Грессер, громко представился офицер. Со мной вновь назначенные механик, боцман и юнга. Кто старший на борту?
Я старший Матрос первой статьи Землянухин.
Землянухин, ты? радостно удивился кавторанг. Не узнал меня, что ли?
Узнал, как не узнать протянул матрос.
«Тигрицу» нашу помнишь?
Все помню, ваше высок тьфу!..господин кавторанг. Ничего не забыл.
Так прими концы! властно потребовал Грессер.
Часовой есть лицо неприкосновенное, сухо напомнил Землянухин. Все начальство в екипаже. Туда и езжайте.
О, ч-черт! Какое, к лешему, начальство, если я командир. Вот мое предписание.
Грессер вытащил листок, который так счастливо
уже выручил его сегодня.
Не могу знать. Председатель судкома меня ставил. Председатель и снимет. Бумажку ему покажете.
Друг мой, не придуряйся ватником! начал злиться кавторанг. Председатель судкома боцманмат Митрофанов наложил свою резолюцию.
У вас резолюция, а у меня революция! парировал Землянухин, уличив про себя командира в неточности: Не Митрофанов Митрохин. Стой! осадил он кавторанга, решившего взять скат лодочного борта приступом. Стой! Стрелять буду!