Так держать! Черный карандаш тут же поменяли на красный и поставили четвертый крест.
Может, ваши предположения и верны, капитан, заметил Хансен. Но, по-моему, нам здесь не развернуться.
По-моему, тоже, согласился Свенсон. Но это первый просвет в тяжелом льду, который мы заметили почти за час. И чем дальше на север, тем меньше шансов найти тонкий лед. Надо рискнуть. Скорость?
Один узел, доложил Рэберн.
Сбросьте обороты на треть! приказал Свенсон.
Приказ капитана был выполнен незамедлительно. Моряк, пристегнутый ремнями к креслу у рычагов управления погружением и всплытием, нагнулся к трубе телеграфа и передал команду:
Лево на борт!
Свенсон склонился над столом, уставившись взглядом в маленькую светящуюся точку и следя за тем, как штурманский карандаш пополз назад к вероятному центру вытянутого четырехугольника, образованного красными крестами.
Стоп машины! прозвучала новая команда капитана. Прямо руль! И после паузы: Самый малый вперед! Так, стоп машины!
Скорость нулевая, доложил Рэберн.
Сто двадцать футов, скомандовал Свенсон офицеру, управлявшему погружением и всплытием. Только полегче, полегче.
До центрального поста эхом донесся громкий резкий гул. Я спросил у Хансена:
Продуваем балласт?
Он покачал головой.
Просто откачиваем лишнее. Так проще следить за увеличением скорости и удерживать лодку на ровном киле. А поставить лодку на ровный киль дело нешуточное, особенно для новичка. На обычных подлодках такого никогда не проделывали.
Насосы остановились. Следом за тем стало слышно, как вода снова хлынула в балластные цистерны офицер, управлявший лодкой, сбавил скорость всплытия. Понемногу шум воды утих.
Прекратить заполнение! скомандовал все тот же офицер. Точно сто двадцать футов.
Поднять перископ! приказал Свенсон моряку, стоившему рядом.
Заработал рычаг подъемного устройства, и мы услышали, как под высоким давлением зашипело масло, под действием гидравлического поршня перископ правого борта стал подниматься вверх. Свенсон опустил складные рукоятки и припал глазами к окуляру.
Что он надеется там разглядеть, в кромешной тьме, на такой-то глубине? спросил я у Хансена.
Точно не знаю. Но кромешная тьма, как вы сами знаете, бывает очень редко. Может, там светит луна или звезды, а ведь даже при слабом мерцании звезд можно разглядеть, что происходит подо льдом, если лед достаточно тонок.
А какая толщина льда над нами, в этом прямоугольнике?
Хороший вопрос, на все сто! одобрительно сказал Хансен. Только точного ответа мы не знаем. Наш эхоледомер не самый крупный, и линейный масштаб у него очень маленький. Так что на глазок где-то от четырех до сорока дюймов. Если четыре мы пройдем сквозь него, как нож через глазурь на свадебном пироге, а если все сорок больно ушибем голову, он кивнул на Свенсона. Похоже, не все идет как по маслу.
Свенсон выпрямился.
Темно хоть глаз выколи, сказал он. Включить наружные прожекторы! На рубке тоже. Сплошная каша, как в густой, желтый туман. Не видно ни зги. Может, попробуем с камерой, а?
Я взглянул на Хансена, тот указал кивком на белый экран, висевший на противоположной стене:
Все самое современное, док. Замкнутая телевизионная система. Выдвижная камера с утолщенной линзой и дистанционным управлением позволяет следить за всем, что происходит вверху и вокруг.
Телевизионный экран помутнел и стал серым.
Такое не увидишь ни за какие деньги, сказал Хансен. Это вода. При определенной температуре, солености да еще при подсветке она становится матовой. Как в густом тумане с включёнными на всю мощность фарами.
Выключить прожекторы! приказал Свенсон. Экран стал почти белым. Включить прожекторы! Тот же зыбкий туман, что и раньше.
Свенсон вздохнул и, повернувшись к Хансену, спросил:
Что скажешь, Джон?
Если бы мне еще платили за мое богатое воображение, осторожно начал Хансен, я сказал бы, что в том левом углу вижу верхушку рубки. Уж больно все расплывчато. Эх, видно, придется идти на таран вслепую, а?
Это больше смахивает на русскую рулетку, проговорил Свенсон с таким безмятежным видом, будто любовался закатом солнца, сидя воскресным вечером в шезлонге на палубе. Мы все на том же месте?
Не знаю, ответил Рэберн, оторвав взгляд от штурманской карты. Трудно сказать с точностью.
Сандерс?
обратился капитан к моряку, сидевшему за эхоледомером.
Тонкий лед, сэр. По-прежнему тонкий лед.
Продолжай сообщать. Опустить перископ! Свенсон сложил рукоятки перископа и, повернувшись к офицеру, ответственному за погружение и всплытие, сказал:
Всплывай так, будто на крыше стоит корзина с яйцами и мы не хотим, чтобы хоть одно из них разбилось.
Снова загудели насосы. Я огляделся. Свенсон стоял в ожидании. Все были спокойны, хладнокровны и полны решимости. На, лбу у Рэберна выступили капли пота, а Сандерс бесстрастным голосом знай себе твердил свое: «Тонкий лед, тонкий лед»
Я тихо сказал Хансену:
Что-то не видно радости на лицах. А ведь еще только сотня футов.
Сорок, коротко поправил Хансен. Отсчет ведется от линии киля, а от верха рубки до киля будет шестьдесят футов. Сорок минус толщина льда А может, там торчит гигантская сосулька, острая как бритва или как иголка, готовая проткнуть «Дельфин» насквозь? Понимаете, что это значит?