Танки пошли! перебил его наблюдавший из окопчика часовой.
Приготовить горючее и гранаты! Держись, ребята! Это их последняя атака. Скоро подойдут наши! закричал замполит и, приваливаясь на здоровое плечо, сел за пулемет. Ну, Паша, давай поцелуемся по русскому обычаю, тихо сказал Кандыба.
Степанов поспешно поцеловал подполковника. Все его сомнения исчезли.
«Нет, хорошо, отлично я сделал, что остался с ними», подумал он, с нежностью глядя на подполковника и на людей, спокойно, без спешки исполнявших его приказания.
Товарищ подполковник, штаб корпуса сообщает: наша авиация вышла на бомбежку! высовывая голову, прокричал радист.
Огневой вал уже хлестал по окопам. Из кустов выбежали восемь немецких солдат, за ними, ломая плетень и подминая под себя молодую яблоневую поросль, шел танк. Радист оглянулся. Замполит расстреливал перебегавших уличку автоматчиков врага, трое красноармейцев продольным огнем били из винтовок по канаве, в которой залегли немцы. Хирург, откинув назад руку, неумело и очень старательно швырнул через бруствер гранату, но она не разорвалась.
Запал, запал вставить надо, товарищ доктор! хватая вторую гранату, крикнул радист и, быстро зарядив гранату, кинул ее под ноги бежавших солдат. Давай еще, доктор! весело скомандовал он хирургу.
С танка полыхнул огонь.
Врешь, шалишь, сволочь! целясь гранатой под танк, закричал радист.
В воздухе раздался могучий гул. По земле пронеслись быстрые, стремительные тени. Одна, другая, третья И девятка наших штурмовиков на низком, почти бреющем полете прошла над местом боя.
Ур-ра! Наши, наши идут! захлебываясь от радости, закричал радист.
Наши! Бей подлецов фашистов! в возбуждении крикнул хирург, глядя, как заметались вражеские цепи.
Тяжело и гулко рванули землю бомбы. Рыжий столб огня встал между окопом и танком. Туча пыли застлала, залепила глаза. Стремительный «петляков» пронесся над домами, и его бомба расколола танк.
Удар был так силен, что оглушенный радист, все еще сжимая гранату, упал в окоп, подминая под себя сбитого волною хирурга.
Ур-ра! как сквозь сон услышал хирург, потом он потерял сознание.
Он уже не видел, как штурмовики, носясь над полем, расстреливали бросившихся врассыпную немцев, он не слышал, как рвались фашистские танки и как последние четыре уцелевшие машины, выкинув белые флаги, сдались.
Он лежал ничком на дне окопа с измазанным кровью лицом. На его лбу багровела, быть может, рана от пули, а может быть, ссадина от падения.
Бой затихал. Только кое-где еще трещали отдельные выстрелы или вспыхивала автоматная дробь. Красноармейцы сгоняли в кучу сдававшихся немцев. Девятка штурмовиков неторопливо кружила над селом, напоминая собою сытых, спокойных, величественных орлов.
А где доктор? Где Степанов? Он только что тут был, обеспокоенно оглядываясь по сторонам, спросил Кандыба, поднимаясь навстречу подходившим танкистам.
Убит товарищ подполковник. Их убило, когда еще танк по нас стрелял Да вон он, вместе с радистом лежит, раздались голоса бойцов.
Замполит тяжело опустился на землю.
У-убит? дрогнувшим голосом переспросил он.
Его лицо сразу как-то осунулось и постарело. Он медленно встал с места и, опираясь о плечо ближайшего красноармейца, пошел к окопу.
Внизу возились санитары, вытаскивая раненых и убирая тела убитых.
Опустив голову и сжав зубы, замполит молча потухшими глазами смотрел, как красноармейцы осторожно вынимали из окопа скорченное тело маленького врача.
Друг Паша! стискивая зубы, простонал Кандыба.
Ему припомнилось и их первое, такое нелепое знакомство, и встреча в столовой, и трагические минуты с бомбою в операционной.
Ах, друг, друг! Павел Семеныч! еще тише прошептал подполковник.
Жена и дети хирурга, которых он никогда не видел, но о которых так много и так часто говорил ему Степанов, встали перед ним.
Не в силах сдержаться, подполковник отвернулся в сторону. По его дергающемуся лицу проползла тяжелая слеза.
На землю положили радиста и рядом с ним хирурга, измазанного землей и кровью, в изорванной гимнастерке. В судорожно сведенной руке радиста виднелась зажатая граната.
Осторожно клади, ребята. Вынь у него кто-нибудь гранату, как бы не взорвалась, послышались голоса красноармейцев.
Один из бойцов нагнулся над радистом. В эту минуту радист приподнялся и, обводя всех взглядом, сказал:
Не бойсь! Не взорвется. Она без запала. Это мне такую доктор дал, когда нас волной смахнуло. И, видя изумленные лица окружающих, радист добавил: Да он тоже живой, только, конечно, без сознания Когда нас волной об окоп ударило я же чувствовал, что он живой.
А ну, санинструктора сюда жив-во! зажигаясь неожиданной надеждой, громовым голосом закричал опомнившийся Кандыба, и, расталкивая окружающих хирурга людей, он бросился к нему.
Жив, только в сильном обмороке, растирая спиртом обнаженную грудь и виски хирурга, сказал фельдшер.
Замполит тяжело сел рядом с ним и неожиданно расхохотался. Его счастливое, сияющее лицо было так забавно, что все окружающие заулыбались.
Так, значит, это он забыл вставить запал в гранату? заливаясь смехом и хлопая по плечу радиста, сказал замполит. Молодец, Паша, что забыл, а то б она вас обоих на куски порвала, когда вы в окоп вверх ногами полетели, хохоча и сияя от восторга, продолжал замполит.