Товарищ подполковник, товарищ подполковник! услышал он голос высунувшегося из блиндажа радиста.
Чего тебе? отрываясь от «максима», спросил замполит.
Штаб корпуса сообщает просят продержаться полчаса танки наши сюда выходят и авиация тоже. Приказывают задержать немцев еще на тридцать минут.
Передай: «Есть, продержаться тридцать минут». Только добавь, что, если нужно, задержим и на час! ответил подполковник.
Из одиннадцати ринувшихся в атаку танков пять пылали, охваченные огнем. Выскочивший из люка немец упал возле дороги и медленно пополз к канаве, но был добит одиночным выстрелом пожилого красноармейца, которого Кандыба отправлял вместе с другими в тыл.
Четвертый! сказал он, перезаряжая винтовку.
Потом тщательно приложился и выпустил одну за другой две пули.
Пятый! поднимая от ружейного ложа голову и вглядываясь в сбитого им немца, сказал он.
Хорошо стреляешь, папаша! похвалил его лежавший рядом хирург. Во-он еще один за кустом виднеется сюда целится. Да во-он вон! торопясь и указывая бойцу на немца, крикнул хирург, но красноармеец молчал.
Хирург глянул на него и отвернулся. Над левым глазом красноармейца темнело отверстие, из которого медленно текла кровь.
Слева кто-то застонал, и хирург пополз туда. В воздухе, словно зерна из огромного лукошка, сыпанула и разлетелась по кустам шрапнель.
Хирург подвалился к стонавшему бойцу и быстрыми, привычными движениями стал разрезать намокшую от, крови гимнастерку.
Неожиданно тяжелый грохот и железный лязг оглушили его. Он зашпилил бинт и приподнялся. Впереди, метрах в тридцати от него, выставив длинное орудие, несся танк. Его темные гусеницы легко бежали по серой земле. Крутая пыль курилась позади. Оглушающий металлический грохот рос и заполнял воздух, забивая уши, мозг и сознание хирурга. Страшная, неумолимая смерть была возле.
В окоп! В окоп скорее! услышал хирург срывающийся крик замполита.
Но растерявшийся врач, первый раз в жизни видевший танк так близко от себя, замер на месте, глядя остановившимися глазами на набегавшие гусеницы стального чудовища.
В око-оп, да в окоп же! Э-эх, Павел Семенович! снова услышал он отчаянный вопль замполита.
Чья-то сильная рука рванула его к окопу, и хирург тяжело, словно мешок, упал в узкую, глубокую щель.
«А как же раненый?» мелькнуло в его сознании.
В эту же секунду на глазах у всех подполковник неловко приподнялся и, опираясь левой рукой о землю и свой пулемет, размахнулся и швырнул изо всех сил связку гранат прямо под брюхо немецкой машины.
Три противотанковые
гранаты сделали свое дело. Танк остановился. Сбитая гусеница, в двух местах разорванная взрывом, сползла на землю. Пушка замолчала. Из башни заструился легкий дымок, и внутри стали глухо рваться снаряды.
Ур-ра! закричал замполит и бросил в остановившийся танк две бутылки со смесью.
Танк вспыхнул.
Кандыба слегка приподнялся, как вдруг автоматная пуля легко и резко рванула его плечо. Из пробитого предплечья заструилась кровь. Плечо ныло, и боль быстро разбегалась по руке.
«Эх, стрелять не смогу!» оглядываясь по сторонам, подумал подполковник.
Он вытащил из кармана кусок ваты и, скомкав ее, заткнул входное отверстие раны.
«Теперь бы водки с перцем припомнил он старое казацкое лекарство. А где же Паша?» морщась от все усиливающейся боли, подумал он. Вата намокла, тупая боль уже охватила всю начинавшую неметь руку.
Вре-ешь! сжимая зубы, прошептал замполит. Ты мне еще пригодишься казака не так просто убить
Пересиливая боль, он вытянул вперед раненую руку и напряжением воли заставил себя обхватить обеими руками пулеметный рычаг.
Меняй ленту, тихо, через силу сказал он второму номеру.
Товарищ подполковник, рану надо перевязать, кровь хлещет. Разрешите, я
Меняй ленту, говорю! поднимая на него побелевшее лицо, закричал замполит. Делай свое дело! А перевязками потом займешься!
Не волнуйся, дорогой Иван Акимыч, вдруг услышал он возле себя знакомый голос и увидел запыленного, в грязи, забрызганного кровью хирурга. Чуть меня танк не раздавил. Если б не красноармейцы, одно пятно краснело бы, устало сказал хирург, очищая рану и заливая ее йодом.
Ло-о-жись! прерывая хирурга, закричал Кандыба.
У дороги стали рваться мины.
Хирург и замполит лежали рядом. Немцы, просочившиеся к их флангу, молчали, и эта странная, так внезапно наступившая тишина была подозрительной.
Дай-ка папироску, Паша, не поворачиваясь и наблюдая за немцами, сказал подполковник.
Хирург, вынув из кармана смятую коробку с полуизломанными папиросами, закурил одну из них и вставил ее в рот замполиту.
Тот с наслаждением затянулся и молча кивнул головой. Сквозь повязку медленно пробивалось красное пятно.
Хирург удивленно прислушался. Замполит что-то тихонечко пел, и Степанов не столько по словам, сколько по мотиву понял, что Кандыба напевал свою любимую казачью песню:
«Не напрасно ли я остался?» находясь все еще под властью переживаемых им чувств, с волнением подумал он.
А знаешь, Паша, ежели мы с тобой останемся целы, не спеша заговорил Кандыба, словно угадывая мысли хирурга, я обязательно поеду с тобою, к твоим в отпуск. Ведь примут они меня, не прогонят? полушутливо-полусерьезно спросил он.