Федюков медленно отстегнул кобуру и протянул ее Фролову.
Если на денек возьми.
Фролов взял револьвер и, не вынимая его из кобуры, положил около себя на стол.
А мне дай, товарищ Фролов, свой. Без оружия, сам знаешь, как-то неудобно и выходить.
В эту минуту председатель встал и, вынув из ящика стола наган, сухо и властно сказал:
Подождешь! А теперь, Федюков, расскажи нам все целиком, без утайки, о Стецуре и о том, как ты продался ему.
Федюков вздрогнул и медленным взглядом поглядел вокруг себя. Прямо перед ним стоял Фролов, правая рука которого лежала на рукоятке нагана. В полураскрытой двери показались взволнованные лица делегатов.
О чем говоришь? Не понимаю! Кому еще продался? переспросил Федюков, придавая голосу и лицу удивленное, недоумевающее выражение.
Не понимаешь? Ладно, сейчас поймешь. Ты не дури, Федюков. Все раскрыто. Нам известно, говори правду, все равно один конец.
Чего известно?
Все! И измена, и твое подлое поведение, и связь с бандой. Сам знаешь что.
Ложь! Врете вы все! На пушку берете. Что вы, с ума сошли, что ли! Что ты, не знаешь меня, Бутягин, что ли? Вы не бузите, ребята, я сам с семнадцатого года в партии
Молчи, спокойно прервал Бутягин Федюкова, хватит. Жили-то вместе, да не знал я, что ты такой гад, а то бы давно тебя прикончил. Ложь, говоришь? А это что, тоже ложь? А это что? Ну? Говори ложь? при этих словах Бутягин бросил на стол пропавший документ и копию мобилизации ЧОНа . Ты думаешь, что мы дураки, ничего не видим? Все, брат, давно раскусили и сами тебе дислокацию подсунули. На, брат, снимай копию, радуйся, да уж поздно!
У двери толпились люди, с ненавистью глядя на изменника, готовившего им гибель.
Федюков молча потупился,
исподлобья глядя на говорившего. Его темные глаза горели, бледное лицо внезапно покрылось капельками пота. Губы были плотно и крепко сжаты. Вся его небольшая, плотная напружинившаяся фигура напоминала цепкую, хищную кошку, готовую к прыжку.
Потом задорный и насмешливый огонек пробежал в его глазах, и, как бы на что-то решившись, он дерзко спросил удивительно ровным и спокойным голосом:
Дознались? Ну и черт с вами! Жалко, что немножко рано. Опоздали бы, голубчики, недельки на две, я бы вас сам здесь развешал на суках. Ну что ж, веди, все равно больше ни слова не скажу. И он беззаботно сплюнул, поворачиваясь к выходу.
Стой! Успеешь еще, остановил его Фролов. Лицо председателя было бледно, губы судорожно подергивались. Глушков, продолжал он, сходи-ка за караульным и приведи сюда. А ты, Бутягин, обыщи его!
Глушков, за все это время не издавший ни одного звука, повернулся и вышел в коридор. Не успел он пройти и десяти шагов, как в комнате председателя один за другим грохнули два выстрела. Когда Глушков вбежал обратно в комнату, он увидел, как начсоч медленно и тихо валился набок, прижимая руки к груди. Глушков на бегу подхватил его и, осторожно поддерживая, усадил на стул. Посреди комнаты стоял совершенно спокойный Федюков, на полу лежал выбитый из его рук Фроловым револьвер. В комнату на звук выстрела вбежали люди. Председатель, не сводя с груди Федюкова дула нагана, приказал:
Обыскать! У него оказался запасной револьвер.
Федюков засмеялся.
Брось, лишнее Больше нету и то, слава богу, хоть на одного пригодился
Глушков, веди его в одиночку. Поставь караул. Я его поручаю тебе. Чтобы ни один волос не упал с его головы, что бы он ни говорил и ни делал. Остальным выйти из кабинета! И Фролов осторожно склонился над неподвижным Бутягиным.
По коридору Глушков и красноармейцы уводили равнодушного к своей судьбе Федюкова.
Необычайное событие потрясло и взволновало город. Тысячи толков, слухов и пересудов множились по городишку и росли, обгоняя один другого.
Притихшие ранее кулаки заволновались. На перекрестках улиц появились безграмотные прокламации Стецуры. В семь часов вечера наглухо запирались крепкие дубовые двери одноэтажных домов, за толстыми стенами и железными засовами выжидали перепуганные горожане. И только городская беднота еще сильнее сплотилась вокруг власти, влившись в боевые отряды ЧОНа.
Раненого Бутягина перенесли в квартиру председателя, где дважды в день его посещал гарнизонный врач. Рассказывали, что Федюков был водворен в одиночную камеру, откуда через день был вызван к председателю для допроса, но он ни слова не сказал и только вызывающе рассмеялся, когда ему предложили сообщить о Стецуре. Не добившись никаких результатов, его отвели обратно в одиночку, где у дверей неотлучно дежурил часовой.
IV
В городе было скудно и голодно. Последние лавчонки закрылись от бестоварья и страха перед Стецурой. Не хватало хлеба, недоставало муки, масла, и почти исчезло мясо. А в привольных степных хуторах ломились амбары от зерна и меда, огромными шматками висело свиное сало и не переводились курятина и вино.
Уже второй день, как Пшеничка была занята под штаб Стецуры. Три лучшие просторные хаты были отданы под жилище атамана и его хмельных и буйных соратников. При атамане расположилась конная сотня и десятка полтора тачанок с пулеметами, остальные части отряда были разбросаны полукольцом вокруг хутора. На желто-зеленых скатах холмов были установлены дулами в степь три полевых орудия. Кое-где закурились костры, и сизый вьющийся дым лениво полз от земли. Черные квадраты коновязей раскинулись по краям серой от пыли дороги. Ржали застоявшиеся кони, перекликались люди.