По мере их приближения к столице дорога становилась все более пустынной. В основном на пути им попадались пилигримы, большинство пешком, некоторые на ослах, часто двигающиеся целыми группами. Те, что возвращались из Иерусалима к побережью, гордо увозили с собой ветви вайи или фляги с водой из реки Иордан как подтверждение тому, что они посетили самую главную святыню христианского мира.
Почти у ворот Иерусалима навстречу им попался отряд тамплиеров. Рыцари-монахи в длинных белых плащах с пламенеющими на левом плече крестами ехали при полном вооружении с угрюмым выражением озабоченности на лицах. Огромные тяжелые шлемы были привязаны к седлам, и на головах красовались красные шляпы с узкими полями, под которые надевались еще и маленькие белые шапочки.
Солнце медленно опускалось за горизонт. Дорога, по которой следовал сир Хьюго вместе со своими сопровождающими, начала петлять среди холмов и оливковых рощ: они подъезжали. Филипп уже не раз бывал в Иерусалиме, но вид древнего города, открывавшийся с Яффской дороги, никогда не оставлял его равнодушным. Панорама Иерусалима представала перед глазами путников внезапно: дорога резко сворачивала влево, вздымаясь по крутому склону холма, и прямо за холмом, вдалеке, окруженный сетью трещин глубоких оврагов, лежал Святой город. Длинные стены с высокими башнями из серого камня, спокойные и величественные, казалось, вырастали прямо из обрывистых склонов холмов. Под стенами, защищающими город, резким контрастом их угрюмым тонам, пестрели людные улицы, со множеством прижимающихся друг к другу белых зданий, многочисленными колокольнями церквей и круглыми куполами мечетей.
Каждый крупный город, в чем еще предстояло убедиться Филиппу, наделен своей особой атмосферой, которая не остается незамеченной его гостями, инстинктивно ощущающими всплеск свежих эмоций. Иерусалим в глазах Филиппа представал
городом, полным скорби и печали. Возможно, такое впечатление на него производила сама панорама города, стиснутого кольцом угрюмых серых стен и башен, отбрасывающих на землю глубокие черные тени, а может быть, сам возраст этих стен или, скорее всего, многовековая история легендарной столицы и память об ужасающих событиях, произошедших в нем и разрывающих сердце истинного христианина.
Дорога продолжала подниматься вверх по холму, к воротам Яффы, находящимся в тени огромной башни Давида. Въехав в город, всадники начали медленно двигаться по узким, людным улочкам. Дом сира Хьюго не отличался внушительными размерами, и его пока не было видно из-за скопления беленых хижин. Но вот показался и он. Как и в большинстве других сооружений на Востоке, комнаты в доме барона располагались концентрически, группируясь вокруг большого центрального зала. Сир Хьюго и Филипп прошли в него отдохнуть после ужина, вымытые и переодетые в длинные шелковые платья. Лежа на пестрых диванах и кушетках, они потягивали шербет, время от времени лениво запуская пальцы в корзины с леденцами и фруктами. Такой отдых двух нормандских сеньоров мог показаться странным кому угодно, но сами они так не считали. Пол комнаты был выложен мозаикой; сотни крохотных цветных камешков составляли причудливый цветистый узор, а сферический потолок выкрашен голубой краской, чтобы придать ему сходство с небом. В центре комнаты бил небольшой фонтан журчащая струя воды падала изо рта каменного дракона.
Собрание знати должно было состояться лишь на следующий день, и сир Хьюго выразил намерение посетить королевский дворец, чтобы встретиться там со своими друзьями и послушать последние сплетни и новости с границы. Филипп же решил утром сделать кое-какие покупки. Юсуф аль-Хафиз на прощанье подарил ему великолепный маленький кинжал в алых ножнах из отлично выделанной кожи. Теперь Филипп решил купить к нему тонкий кожаный пояс самого лучшего качества, который по цвету сочетался бы с ножнами. Он предвкушал самое приятное утро. Сир Хьюго выделил ему щедрую сумму денег на расходы, и он, таким образом, был в состоянии провести не один час, придирчиво осматривая товары на прилавках и энергично сговариваясь о цене с еврейскими купцами, в руках которых оказалась вся торговля города.
По утрам на улицах города было полно народу. Филиппу было жарко, и он уже немного устал пробивать себе дорогу через суетливую толпу. К счастью, ему некуда было спешить, и, по обыкновению, его забавляло необычное разнообразие лиц и колоритных типов, которое составляло особенность Иерусалима и придавало ему в глазах Филиппа неотразимое очарование. Перед его глазами мелькали серые длинные одежды евреев, черные балахоны греческих монахов с неубранными волосами, высокие остроугольные шапки бородатых армян, оживленно переговаривающихся на перекрестках узких улочек. Любопытные пилигримы, настойчиво продираясь сквозь толпу, следовали к городским святыням и достопримечательностям. Невозмутимые верблюды, покачивая горбами, медленно несли на себе своих седоков, чернокожих негров из Египта, погоняющих терпеливых животных короткими палочками, время от времени опуская их на мохнатые загривки.