длинный и, судя по первым словам, деликатный разговор. Голос его раскатисто гремел, этакий густой, как сгущенка, баритон, даже удивительно было, как выдерживает такой напор телефонная трубка, затерявшаяся, казалось, в огромной ладони. Семенов отключился неприятно слушать чужие тайны и с почтительной симпатией покосился на хозяина кабинета. Массивный, лишний жирок появился, все реже надевает Петр Григорьевич свои видавшие виды унты А силы в нем были немереные, все помнили случай, когда провалившуюся под лед упряжку в одиночку вытащил и, сам мокрый насквозь, полсуток до берега добирался. Из первопроходцев не любил ходить по чужим следам. Что поделаешь годы, от них и скалы выветриваются
Семенов уважал Свешникова и его полярную мудрость. От него в свой первый дрейф он научился тому пониманию полярного закона, которое дается только жизнью на трудной зимовке, и не раз и навсегда, как некая догма, а как метод, которым следует пользоваться в зависимости от обстоятельств. «Спасай товарища, если даже при этом ты можешь погибнуть, учил Петр Григорьевич. Помни, что его жизнь всегда дороже твоей». Если б только говорил, но Свешников так и поступал, и потому сформулированный им главный закон зимовки врезался в память, как буквы в гранит, навсегда. Всего лишь год прозимовал Семенов под началом Свешникова, но тот год оказался очень важным, и за него Семенов был благодарен судьбе.
Как он станцией будет командовать, если женой не научился? продолжал греметь Свешников.
Семенов стал смотреть на большую, во всю стену, карту мира, на которой разноцветными линиями и стрелами, как на картах полководцев, отмечался дрейф станций «Северный полюс» и маршруты кораблей в Северном и Южном Ледовитых океанах. Вот по этой извилистой линии дрейфовала его последняя Льдина, год жизни шел по этой линии; а вот и Скалистый Мыс еще несколько лет жизни, Антарктида Мирный Восток
«Кто на Востоке не бывал, тот Антарктиды не видал», помнишь? послышался голос Свешникова. Соскучился по своему Востоку?
Семенов вздрогнул. Свешников с улыбкой на него поглядывал, развалясь в своем кресле.
Почему это по моему? возразил Семенов. Станцию-то открыли вы, я только ключи от вас получил.
Померзли мы тогда, Сергей, как не мерзла еще ни одна собака.
Было дело, Петр Григорьевич А жаль!
Чего жаль?
Восток, слово-то какое Восток! а закрыли, законсервировали, как банку с грибами!
Ишь, критикан! Не в свою епархию лезешь.
Семенов молчал.
То-то же Совсем на своей Льдине от субординации отвык. Думаешь, у одного тебя за станцию душа болит?.. Банка с грибами Консервным ножом пользоваться не разучился?
Это к чему? ошеломленно спросил Семенов.
Да ты же в отпуск собрался, будто бы вспомнил Свешников. Что ж, после дрейфа отпуск положен, отдыхай, набирайся сил. Кстати говоря, у Макухина на тебя виды, замом собирается сватать.
В словах Свешникова было что-то принужденное, стороннее.
Семенов весь подался вперед, его душила догадка.
К чему это насчет консервного ножа?
Отдохнешь, Свешников явно уклонился от ответа, отчет о дрейфе сдашь и подключишься к Макухину. Знаю, что не очень его жалуешь, ничего, притретесь друг к дружке, сработаетесь Что, рад? Повышение тебе в руки идет, благодарить начальство в таких случаях положено!
Не для того вы меня вызвали, Петр Григорьевич
Смотри ты, каким телепатом заделался А ведь точно, не для того. Сам-то догадываешься?.. Решение принято только вчера. Будем в этом сезоне расконсервировать Восток. Молчишь?
Думаю, Петр Григорьевич
А я тебе еще ничего и не предлагал, О Востоке так, в порядке информации Да, слушаю вас. Свешников прижал к уху трубку. Привет тебе, Николай Алексеич, привет Да, буду жаловаться в горком, это тебе правильно доложили В Антарктиде, сам знаешь, людям податься некуда, а твой кинопрокат заваливает нас такой рухлядью, что даже пингвины деньги за билет требуют обратно! Так что уж расстарайся А что есть? Ну, читай список
Семенов вытер с бровей пот. Не торопись, подумай, Сергей Вера дети сколько можно воспитывать их радиограммами Не торопись, Сергей
Семенов недвижно уставился на карту, взгляд его застыл на крохотной точке в глубине Антарктиды. Точка Два года отдано, чтобы вдохнуть в нее жизнь.
Семенов любил Восток и гордился его исключительностью. В первую зимовку бывало, что весь научный мир следил за его радиограммами, ожидая все новых сенсаций, в июле-августе Восток чуть не каждый день бил мировые рекорды, 80 82 85 градусов ниже нуля! А тот незабываемый день
уже в другую зимовку, когда вышли они с Андреем на метеоплощадку и, глазам своим не веря, уставились на отметку 88,3 Полюс холода, геомагнитный полюс Земли, уникальнейшая точка планеты станция Восток Нет большей чести для полярника первому обжить такую точку, закрепить за людьми форпост, откуда они будут штурмовать Центральную Антарктиду. Тем, кто пришел следом, было полегче, и открыли, может, они для науки побольше, но первый шаг сделали Свешников, Семенов и его ребята, и первый дом построили они. И Льдины любил, и другие станции, где доводилось зимовать, а сердцем был верен Востоку. Потому так тяжело и переживал, когда дошло до него, что станция законсервирована. В то время он дрейфовал и не знал толком, в чем дело, то ли санно-гусеничный поезд с топливом через зону застругов не пробился, то ли со снабжением произошли неувязки, но чья-то рука поставила на Востоке крест. Так обидно было, будто полжизни зря прожил, будто на твоих глазах чиновничий бульдозер срыл дело рук твоих.