Шрифт
Фон
Дракон
У зубного врача
Крокодил и лисица
В скучной приемной,
А на стенке дракон,
Золотой и огромный,
У зубного врача.
Крокодилу лет сто,
Лисице под сорок,
А дракону тысяча лет.
В пыльной приемной,
Где люди ждут,
Электрический свет.
Крокодила привез
С верховьев Нила
Веселый дедушка.
Лисицу убил
На охоте в Арденнах
Веселый папа.
Сам зубной врач
Между первой войной и второй войной
Был в Китае,
От скуки ездил в Ханой и Шанхай
И купил дракона в Шанхае.
Между второй войной и третьей войной
Он теперь лечит зубы.
Ему улыбаются со всех сторон
В кабинете искусственные зубы.
Между третьей войной и четвертой войной
Его, наверное, уже не будет.
Между четвертой войной и пятой войной
Кто-то его забудет.
В скучной приемной
Зимою холодно,
И лисица укрыла
Однажды ночью
Пушистым хвостом крокодила.
У них у обоих одинаковые
Внутри опилки,
А дракон на стене всегда один,
Он зол и стар. Он думает:
Где-то я буду висеть
Между шестой войной и седьмой войной?
И отчего это люди так страшно кричат,
Когда так просто терпеть?
1950 «Последний поэт России»
Последний поэт России:
Голова седая в крови.
Дайте рюмку, прочтет стихи и
О прошлом поговорит.
Как в тринадцатом Жизнь струилась
Между пальцами слабых рук,
И кабацкая тень носилась
Меж влюбленных в него подруг.
Как в тринадцатом, в последнем,
В незабвенном, вольном году,
Он у Блока сидел в передней,
У Волошина спал в саду.
(Я виском ударился в жизни,
Что-то острое было в ней,
И на пьяную морду как брызнет,
И не сплю уже сколько ночей!)
Кладбище, тюрьма, лазарет ли,
Конец уже виден его.
Сейчас полумертвый и светлый,
Он ходит себе, ничего!
Знакомится, шаркает ножкой:
Последний России поэт!
Познакомитесь ближе немножко,
Он скажет: России нет.
Вы подайте ему, не стыдитесь,
Посмотрите ему в глаза,
Не чурайтесь и не креститесь,
Все равно приснится не раз.
Поцелуйте же те ступени,
Где ходила его нога,
Обнимите его колени,
Никогда. Никогда. Никогда.
1950 «Две девочки одна с косой тугой»
Две девочки одна с косой тугой,
Другая стриженая после кори,
Идут аллеей, за руки держась.
Кто эти девочки? Садится солнце,
И нежно плачут жаворонки в небе,
В аллее тень, и камень бел и сух.
Кто эти девочки? То ты, быть может,
И я, и вместе нам идти легко.
Дом далеко, а рай почти что рядом,
Оттуда к нам идут навстречу двое:
Мой старший брат, мой давний друг, товарищ
Ушедших юных лет, и твой отец.
Они теперь нас больше не покинут,
Они ото всего нас оградят,
А эта жизнь, и всё, что прежде было,
И что теперь, и то еще, что будет,
Давай всё это правдой не считать:
Мы так прошли с тобой по той аллее,
Рука с рукой. Ты стрижена, как мальчик,
А у меня коса. Нам десять лет,
И вечным миром приняло нас небо.
1950 Памяти З. Н. Гиппиус
Я десять лет не открывала старой
Коробки с письмами ее. Сегодня
Я крышку подняла. Рукою тонкой
Вот эти бледные листы она
Когда-то исписала мне на радость.
Там бабочка случайная дремала,
Среди стихов, среди забытых слов,
Быть может, пять, быть может, десять лет
И вдруг, раскрыв оранжевые крылья
(Напомнив рыжеватость тех волос),
Она из тьмы ушедших лет вспорхнула
И в солнце унеслась через окно,
В лучистый день, в лазурное сегодня.
Как будто камень отвалила я
У входа в гроб давно глубоко спящей.
1950 Карибское море
Здесь начинается Гольфштром
От зарева и от закатов.
Мне говорил о нем Муратов,
Когда мы в Риме шли вдвоем.
Там начинается Памир,
Памир рассыпал нас по миру.
Не возвращались мы к Памиру,
Милее сердцу был Гольфштром.
Он вещей силой нас питал,
Он дал сознанье нам когда-то.
От зарева и от заката
С тех пор наш разум запылал.
Вглядись в него. Как чуден он!
Не символ ли его стихия?
Смотрись, смотрись в него, Россия,
И возродись из тьмы времен.
Проконсул или триумвир
К Памиру больше нет возврата,
И всё равно в огне заката
Кто держит в тяжких лапах мир.
Был римский полдень так богат,
Так полон всем, что есть и было,
Что я доселе не забыла
Тот разговор, тот римский сад
С Нептуном мраморным у входа,
Пришедшим в мир из глуби вод,
Вот этих вод, чей грозный ход
Несет тебя в мой край, Свобода.
1956 «Ребенок маленький лепечет»
Ребенок маленький лепечет
О том, что больше Бога нет,
И люди говорят при встрече:
Кто выдать мог ему секрет?
Секрет прополз в воображенье,
Секрет прокрался в сладкий сон,
Оттуда не исчезнет он,
От сна не будет пробужденья.
К чему кощунственный намек?
Храните лучше тайны ваши!
Ведь от Моления о Чаше
Еще остался черепок.
1956 «Шумели деревья. Шатался гуляка»
Шумели деревья. Шатался гуляка.
От рака? От сердца? От сердца? От рака?
Повисла подруга на слабой руке
И плачет, сама в безысходной тоске.
Шумели деревья, как будто старались
С земли оторваться, сорваться, умчаться,
И всё бормотания их раздавались:
Пора расставаться. Боюсь расставаться.
И ночь наступала. И нового мрака
Несли утешение тучи большие.
От рака? От сердца? От сердца? От рака?
О, шепот влюбленных! О, слезы людские!
1956 «Кассир спросил: Туда и обратно?»
Кассир спросил: Туда и обратно?
Только туда. В путь безвозвратный.
Не возвращаются никогда
ТУда, откуда гонит беда.
Кассир удивлен: умрет, где родился.
Над ним возлюбленный смерч не носился,
Над ним не сверкала наша гроза,
И только мимо шли поезда.
Прощай, кассир! Спасибо за дело,
За дальний билет, за звонкую мелочь,
За обещанье счастливых дней
И за мерцанье вокзальных огней.
Кажется, это когда-то уж было:
Дама сказала, что зонтик забыла,
Рвался ребенок из чьих-то рук,
И приближался к окошку друг:
Хотела бы ты вернуться обратно?
Куда? Мне некуда. Всё безвозвратно.
И только в памяти свист голосов:
Адресов, адресов, адресов, адресов.
1956
Шрифт
Фон