Сам знаешь, князь... Воля твоя... Приказывай... доносилось из толпы.
У стен Ельца. Вечер.
Упрямые русские, говорит Тимур. Уже полтора столетия под Золотой Ордой, а всё бунтуют. Чингисхан великий полководец, и сыновья его, и внуки, Батый все хорошие воины, по не просвещен: они не были светом ислама. Первым делом, как Русь сокрушили, надо было церкви разрушить, мечети строить и ислам вводить вместо христианства. А они дань собирать начали. Дань дело временное, а ислам вечное! Мамай ислам принял, да слаб оказался уж, поздно. А Тохтамыш вообще трусливый и подлый! Нет теперь таких людей, как Чингисхан! Эх, жаль, вовремя Чингисхан ислам не принял! Где теперь Мамай?
К генуэзцам сбежал, в Корфу, сказал Николо, который был в свите Тимура и постоянно что-то записывал на ходу.
Если и меня русские побьют, итальянцы возьмут меня? улыбнулся Тимур. Латинские книги поеду к вам изучать.
И он засмеялся.
Послышались звуки церковного колокола.
Распахнулись ворота, и вереницей вышли жители во главе с князем и вельможами.
Слава Аллаху! сказал Тимур. Когда я овладею всем миром, больше не будет звона. Разрушу все христианские церкви и запрещу культ Христа. И уничтожу всех, кто не примет ислам. Только так можно сделать победу ислама прочной и выполнить предписание всевышнего.
Князь и вельможи приблизились, поклонились Тимуру.
Стройная девица подала ему по русскому обычаю хлеб и соль на золоченом блюде. Тимур взял хлеб и бросил его на землю. Это был сигнал. Воины Тимура со смехом и шутками начали бить и вязать...
Елец. Вечер.
Они ворвались в город, разграбили, подожгли дома и церкви.
Со смехом же князя, воевод, купца и прочих знатных связали, повалили, положили на них доски. Тимур со своими амирами и прочими воинами сели на доски пообедать. Пока ели жирными руками горячий плов, большие манты, густую лапшу-лагман, пили кумыс, играла музыка, и захваченные с собой комики веселили шутками, показывая то курильщиков опиума, которые смешно дрались между собой, то моющихся в бане, то всевозможные шутки произносили:
Почему петух, просыпаясь по утрам, поднимает одну ногу?
Потому что петух упал бы, подняв сразу обе ноги.
Общий смех. У шута, который ел рыбу и запивал ее молоком, спросили:
Как это ты не опасаешься заполнить свой желудок одновременно рыбой и молоком?
Он ответил:
Разве рыба почувствует молоко? Ведь она мертвая.
Общий смех.
Амиры и прочие воины напились вина и русской белой водки, громко хохотали, слушая комиков, и поедали обильные кушанья. Пока они смеялись, под досками стонали, хрипели, умирали раздавленные русские князья и вельможи.
Николо и Ксения наблюдали за всем этим издали.
Я обманула их, и они умирают, сказала Ксения тихо. Помоги мне, Николо, убей меня.
Жизнь дарована Господом, и не мне ее у тебя отнимать, это грех. Умереть но своей воле это грех.
По-моему, для меня жить грех, сказала Ксения. Прощай, пусть хранит тебя Христос.
И ушла.
У стен Ельца. Лес. Вечер.
Когда Тимур проезжал мимо лесной поляны, он увидел Ксению, висевшую на дереве. Он остановил коня и помолчал несколько минут.
Это война, сказал он тихо, здесь свои законы, слабые умирают. Снимите ее и закопайте в лесу поглубже, чтобы звери не разрыли могилу и не съели ее тело.
Он снова помолчал, глядя, как Ксению закапывают.
Я сейчас на Москву не пойду, сказал он. Я и армия утомлены и нуждаемся в отдыхе...
Елец. Вечер.
Стоят недоеденные казаны с пловом, валяются остатки еды, под досками лежат раздавленные русские вельможи, дымят потухшие костры.
Берег. Волги. Утро.
Молодые девушки с длинными
волосами, заплетенными в косы до земли, подносили вино в золотых кубках. Тимур, весел и радостен, слушал песни, смотрел на танцовщиц. Вокруг было обильное угощение, много пили и ели, а вдали за загородкой, где содержались захваченные в походах рабы, звеневшие цепями, служители бросали им остатки нищи, которую те жадно ели. В отдаленной загородке содержались знатные пленные и среди них грузинский царь Иппократ. Им принесли плов, фрукты и вино.
Простые рабы, которые ели отбросы, ругали знатных рабов и под смех стражи бросали в них огрызками.
Грузинский царь Иппократ, закованный в цепи, ел плов и плакал. Арбузная корка, брошенная кем-то из рабов, попала ему в плов, обрызгав лицо. Когда ему, как знатному пленнику, привели женщину, немолодую уже и не слишком красивую кипчачку, он перестал плакать и успокоился.
Мулла, который был направлен к нему, как к новообращенному, сказал:
Ты теперь мусульманин, я пришел, чтобы напомнить тебе предписание Корана. И он прочел: «Во имя Аллаха милосердного и милостивого, о верующие, очищайтесь после совокупления с женщинами. Когда вы в дороге исполнили потребность природы или имели совокупление с женщинами, совершите обряд омовения, вымойте лицо и руки до локтя и почти до пяток. Аллах не хочет налагать на вас никакое бремя, по хочет сделать вас чистыми».
Я выполню предписание Аллаха, сказал новообращенный Иппократ и удалился с женщиной за загородку.
Берег Волги. Утро.
Множество офицеров и солдат совершает омовение. Совершил омовение и Тимур в палатке, в которой спала молодая, красивая кипчачка. Поднялось солнце. Опять были взнузданы нагулявшиеся на лугах кони, рабов согнали бичами в толпу.