И во всем! Ты меня понимаешь? И смышленая. Я ее учу мусульманской вере... Пойди сюда, Ксения! Расскажи, про что я тебя учил? Ксения подошла, наморщила лоб.
Про Сусеня, сообщила она. Ты Сусеня! И учил меня про Сусеня, про святого Сусеня... У нас святым тоже имя дается...
Это она про Хусейна говорит «Сусеня», засмеялся Хусейн. Ну, расскажи про святого Хусейна, внука Мухаммедова.
Ксения опять наморщила лоб и долго молчала.
А те убили Сусеня, наконец сказала она, Олейневых детей и внучат Мухаммедовых. Он их проклял. И семьдесят городов развалилось...
Хусейн захохотал. Ксения тоже засмеялась и уселась к нему на колени.
Нет, теперь вот твой хозяин, сказал Хусейн, я тебя ему подарил. Амир Тимур... Ти-и-мур...
Тимур, повторила Ксения и уселась к Тимуру на колени.
Тимур отстранил ее.
Знаешь, как она золотом умеет вышивать? сказал Хусейн.
Коран предостерегает мусульман от применения золотых нитей и украшении, сурово сказал Тимур. Я отошлю ее в свой дом, и старшая жена найдет ей работу на скотном дворе.
Тимур, глянув, увидел смотрящие на него голубые глаза, сердце его вдруг встрепенулось, он постарался сохранить суровость и отвернулся.
Ты уж с ней слишком суров, сказал Хусейн, когда Ксения ушла. Если бы я знал, то не подарил бы ее тебе. Такую красавицу и для скотного двора? Для скотного двора достаточно и безносой старухи.
Шариат и улемы учат нас праведной жизни и предостерегают от прелюбодеяний, сказал Тимур.
А может быть, ты с ней так суров потому, что она тебе понравилась? Хусейн громко захохотал.
Кандагар. Дворец. Комната Тимура. Вечер.
После молитвы Тимур сидел перед зеркалом. Вошла Ксения и внесла дымящееся блюдо.
Тимур посмотрел раздраженно.
Саид, крикнул он, почему эта девка не на скотном дворе? Я велел ее отправить.
Повар заболел, сказал Саид, а она вкусно готовит.
Что же она варит? Тимур посмотрел на блюдо. Это же какая-то христианская еда! Она меня еще свининой накормит!
И он бросил блюдо на землю.
Ксения продолжала стоять, смотреть своими голубыми глазами на Тимура. Тимур взглянул опять на нее мельком.
Чего ты стоишь? Подбери!
Она наклонилась и начала подбирать осколки разбитого блюда, рассыпавшуюся еду. У нее были стройные ноги, крепкие бедра, высокая грудь.
Что ты молчишь? спросил ее Тимур.
А что мне делать?
А почему ты не плачешь?
Я привыкла, господин! сказала Ксения. Меня все обижают. Только когда жила при матери и отце, меня любили.
Ты сильно тоскуешь по дому? спросил Тимур.
Тоскую, господин, сказала Ксения. Земля у нас красивая, лесной бог украшает ее цветами, птицы поют! А зимой на санях ездят и блины едят.
Кто тебя учил варить?
Отец-хлебник, сказала Ксения. При нем печь хлеб научилась и готовить научилась.
Ты пробовал ее еду? спросил Тимур Саида.
Пробовал, вкусно.
Ну-ка, еще принеси, пока она осколки собирает, сказал Тимур Саиду.
Саид принес блюдо.
Вкусно, попробовав, сказал Тимур, только мало перца. У вас как это называется?
Пельмени, улыбаясь, сказала Ксения.
Вкусно, поедая, сказал Тимур. Только у нас лук с мясом мелко нарубленный. Я тебя научу, сядь.
Ксения присела.
Ты можешь идти, сказал он Саиду.
Саид вышел.
Поешь!
Спасибо, господин, я сыта.
Садись, поешь.
Как вам угодно.
Она села, робко взяла пельмень и начала есть. Некоторое время они молчали, ели молча, потом переглянулись и оба засмеялись.
Плохо тебе без отца и матери? спросил опять Тимур.
Плохо без заступника, сказала Ксения. И птенцы радуются под крылом матери своей.
Тебя амир Хусейн исламу учил? спросил Тимур.
Учил, только я ничего не понимаю.
Значит, плохо учил! Всегда быть справедливым и милостивым, вот, в двух словах, чему учит ислам. Я тебя сам буду учить. Пророк говорит: «Обучить одного неверного важнее, чем тысячи верных».
Я вашей милости, господин, радоваться буду, как дерево сухое теплому дождю...
Кандагар. Дворец. Вечер.
Не хочешь ли сыграть партию в шахматы? спросил Хусейн Тимура после совместного завтрака.
Он расставляет фигуры.
Садись, поиграем!
Что ж, попробуем, говорит Тимур и усаживается за доску.
Некоторое время они играют молча. Тимур делает ход конем, беря пешку.
Тебе везет, говорит Хусейн.
Мне уж давно приходилось слышать, говорит Тимур, что тех, кому везет, преследует зависть.
Зависть судьбы? улыбается Хусейн.
Я не язычник, чтобы верить в судьбу, говорит Тимур. Я верю в предначертания бога.
Но согласись, говорит Хусейн, кроме святых молитв есть еще и радости жизни. Да, эту русскую наложницу, которую я подарил тебе сгоряча, я хочу получить назад. Ведь она тебе не нужна. Ты отправил ее на скотный двор.
Она мне нужна, помрачнев, сказал Тимур. Она вкусно готовит.
Вот как? Ну хорошо! Я тебе дам отличного повара, верни мне ее.
Нет, она мне нужна, сказал Тимур.
Я не хочу, чтобы ты мне ее вернул бесплатно, я тебе заплачу. Хочешь белую арабскую кобылицу?! Я не понимаю, почему ты так сердито на меня смотришь? А, может быть, ты в нее влюбился? Хусейн засмеялся. Ты не обижайся, даже мудрые философы не пренебрегали своим телом.
Я ценю истинных философов, а не вульгарных болтунов, сказал Тимур. О своем теле я забочусь не как какой-нибудь похотливый козел, не напоказ и не пренебрегая им! Тебе шах!