Но к ней уже тянулись десятки рук с блокнотами. Ее никто не слушал. Какой-то пожилой человек со слезами на глазах протиснулся к ней вплотную.
Я хотел бы вам сказать... начал он. Я одинокий человек... Я болен... Но ваш портрет висит у меня над койкой, и мне не так одиноко... Вы мой кумир...
Старик протискивается к Ольге.
Над толпой, опираясь на плечи товарищей, появился какой-то студент.
Разрешите мне поцеловать подол вашего платья. закричал он. Разрешите поцеловать вашу туфлю...
Над толпой поплыли охапки цветов. Они стекались к Ольге с разных сторон. Толпа увеличивалась на глазах.
Набежали репортеры. Зашипели магниевые вспышки.
Ольгу с цветами в руках подняли на плечи и понесли... Раздались аплодисменты, крики «Браво!».
Совершенно растерянную, улыбающуюся Ольгу понесли по улице. Вверх взлетали шапки.
Потоцкий грустно смотрел на удаляющуюся на руках поклонников Ольгу.
Заваленная цветами, улыбающаяся, растроганная Ольга стояла, прижавшись спиной к двери своего номера, и тихо улыбалась.
Ветер плавно раскачивал занавески.
Фотографии Ольги с цветами. Она нежно улыбается. Надпись: «Вчера восторженные почитатели таланта Ольги Вознесенской устроили манифестацiю въ ея честь».
Ольга лежала с открытыми глазами. Рядом, закутанные в пледы, халаты и еще какое-то тряпье, обнявшись спали девочки. Худое, старое плечо матери виднелось из-за них. Ольга долго слушала дыхание детей. Потом медленно села.
Девочки вздрагивали во сне. Мама спала. Ее седеющие волосы были убраны в тугой пучок на затылке, и от этого голова на большой подушке казалась совсем маленькой. Она спала тихо, словно и не дышала вовсе.
...Ольга стояла у двери балкона, смотрела на улицу.
Было уже светло и пустынно. Ветер тащил по улице пыль и обрывки газет. С кинотеатра напротив улыбались спящему городу Ольга Вознесенская и Александр Максаков. Ольга стояла за шторой лицом к комнате, сквозь прозрачную ткань видно было, что она плакала.
Оленька, девочка моя, что с тобой? спросила мама.
Ольга откинула штору и медленно села на пол.
Все кончено, мама. Все кончено, сказала она, закрывая лицо руками.
Бог с ним, девочка, Бог с ним. Она погладила Ольгу по голове. Все пройдет, радость моя, вот уедем... И все пройдет... Она смахнула рукой побежавшие по щекам слезы. Ты моя хорошая... Ты моя умница... Не плачь... Счастье мое... Все будет хорошо...
Подошли испуганные девочки. Ольга обняла дочерей, ткнулась в них лицом:
Боже мой... Как мы несчастны... Как мы одиноки... Боже мой!..
Прижавшись к друг другу, всхлипывая и успокаивая друг друга, они сидели на полу у балкона.
Комната наполнялась светом тусклого осеннего утра. Повсюду на кровати, на стульях, на рояле, на туалетном столе Ольги, даже на полу лежали засыхающие и осыпавшиеся цветы все, что осталось от вчерашнего триумфа кумира публики Ольги Вознесенской.
Съемочная группа расположилась на главной аллее дворца эмира бухарского. Ассистенты разгружали тенты, осветительную аппаратуру. В маленьком затененном дворике гримировались актеры.
Южаков сидел под раскидистой чинарой в шезлонге и внимательно наблюдал за мрачным режиссером, который прохаживался перед главным входом во дворец, прикидывая мизансцены.
Сегодня жара, как летом, заметил Южаков.
Значит, так... Она спит. Рядом чемодан. Они крадутся, что-то мешает им напасть. Калягин плавным движением руки как бы рисовал в воздухе воображаемое. Но тут появился он. Выстрел... Где же Потоцкий?..
Должен приехать на своем авто. Хотите пива?
Нет.
Экзотика все-таки великая вещь! Южаков потянулся в шезлонге. Посмотрим теперь, господин Бойм, чей рахат-лукум слаще! Вы чего такой мрачный?
Калягин смотрел себе под ноги.
Это будет моя худшая фильма.
Ну и что? Зато заработаем. Пива хотите?
Та-ра-ра-рам... режиссер величественно удалялся по дорожке, хрустя ракушками.
Я готов, господа! вдруг раздалось над самым ухом у Южакова.
За его креслом стоял Канин в черной бороде, во фраке с чалмой, поверх фрака шелковый восточный халат.
У нас небольшая заминка, ждем оператора, обернулся Южаков.
Может быть, я пока прочту сценариус?
Южаков от изумления рот открыл.
Да вы что, с ума сошли? вскричал он. Нет, вы слышали? Сценариус читать! Даже я его не читаю, чтобы не проговориться случайно. Враги кругом, шпионы! Сюжеты воруют... Нет, голубчик, так работать придется на таланте!
Как угодно, равнодушно сказал Канин.
Иван Карлыч, где же Потоцкий? В Париж пора! сказал Южаков.
Должен приехать, у него свое авто, ответил Фигель, который сидел на ступеньках дворца и играл с собакой.
Ольга сидела на солнце, держа в руках журнал. Она рассеянно пробегала строчки, потом откинулась и накрыла лицо журналом. С обложки смотрела большая ее фотография.
Маша и Катя дочки Ольги играли на изразцовых плитках дворика с двумя серебристыми афганскими борзыми. Ольга сидела на солнышке, прикрывшись журналом, а ее мать и мадам Дюшам рядышком в тени. У ног мадам Дюшам на маленькой скамейке пристроился Стасик. Он был в гриме негра и держал в руках большой моток шерсти.
Хрустя галькой, по дороге ко дворцу подлетел пыльный автомобиль. Потоцкий помахал рукой, снял самолетные очки и вылез, улыбаясь.