Внезапно зазвучал недовольный голос Алехандро, с перезвоном злобы и недовольства:
Ну почему государство, которое поддерживает свободу, для вас становится «гнилым»? Половина всех преступников Рейха это люди, которых закрыли из-за их мировоззрения, ставшее неприятно государству. А они могли быть свободными, если у нас была бы свобода. Разве человек недостоин свобод и прав в полном объёме? И юноша был готов пойти на срыв, в наглости заявив. Мы существуем для свободы, а все только и подавляют наши естественные права.
Алехандро, дрожащим голосом заговорила Элен, если не ограничивать свободу, то мы все будем безумны. Человек сможет творить всё, что захочет. А как же мораль, как же наши ценности?
Я не вижу смысла в твоих словах, Элен. Мораль, ценности это всё навязано нам свыше, чтобы мы могли стать рабами для тех, кто у власти. Нам не нужны ни мораль, ни всякие там ценности, кроме свободных, ибо они сущий прах, делающий нас несвободными.
А если твоя «свобода» приведёт к хаосу? Если род человеческий вымрет от твоей свободы? Что если та самая «свобода» уничтожит наш мир? Напористо проговорила девушка, прижавшись к Верну ещё сильнее.
И тогда Эстебан, идущий впереди, услышал слова истинного сектанта «свободы», в которых крылась их многовековая суть:
Элен, нет ничего ценнее свобод и наших прав. Существование всего
человечества ничто по сравнению со свободой. Наши права и свободы выбор истинно и единственно правильный. И если человечество, приняв их, вымрет, то значит это правильно. Права и свобода есть цивилизация и прогресс.
Рядом идущему Габриелю стало тошно от этих слов. Столько раз повторение слова «свобода», всякого должно было смутить, но не Алехандро. Этот парнишка долго чаял идеи о безграничной разнузданности и распущенности, возведённой в абсолют. Юноша просто болеет, хандрит собственными идеями. И тогда Габриель выдал единственную фразу, которую считал правильной:
Алехандро, ты безумен.
Эстебан про себя слегка усмехнулся. Едва заметный смешок услышал бы Ротмайр, если бы не энергично хлюпал снежно-водянистой жижей под ногами. Для мужчины слова юноши показались наиболее правильными. В них он тут же нашёл суть для всех своболюбцев. Они безумны, не иначе, но своим безумием обожатели безграничных прав гордятся, вознося своё сумасшествие подобно победному знамени. Победы сумасбродности над разумом.
Скажи, Командор, заговорил Ротмайр, а почему тебе дали позывную кличку «Арлекин»?
Бывшему Высшему Лорду не понять этого. Вы лишены чувства глубинного понимания слов.
Так парень, я не понял, ты смеешь меня упрекать?
Я просто сказал, что ты не поймёшь.
А я? Вопросил Малик, идя, отрясая рясу от прилипшей снежной жижи.
Ладно, согласился Эстебан, это было ещё при первых моих днях в полк-ордене. Рекрут командорского состава, не подающий особых надежд вот кто я тогда был. В те дни нас отправили в Иллирию, где всё ещё лелеяли надежды на независимость сепаратисты. У нас была задача захватить одного из вражеских полевых командиров в деревне. После выполнения задачи нам пришлось покидать местность, взяв образ и загримировавшись под других людей. Короче, мы нарядились свадьбой. Кому-то выпал дорогой костюм, кому-то деревенская одежда, а мне наряд арлекина с маской. После этого мне и дали прозвище.
Так себе история. Недовольно кинул Ротмайр.
Эстебан не стал говорить о том, что порой суть его заданий масочнечиство. Ещё до становления командором пара его миссий заключалась в том, чтобы отыграть роль непринуждённого человека, в меру ленивого, но скромного, да порой и просто кутилу. После пары таких заданий ему и дали прозвище, отражающее их сущность, ибо он стал подобен герою средневековых венецианских комедий.
Но интерес группы к прозвищу внезапно пропал. Губы людей на секунду перестали шевелиться, а слух обострился. Все продолжали идти в полнейшем безмолвии. Странный хруст сухих веток и ароматы горящей мазуты стали наполнять воздух. Пространство буквально замерло в бесконечном ожидании. Всё стало подобно тому, как тишь настилает мир перед страшным громом.
Командор, в полголоса зашептал Антоний, шевеление от нас в двухстах метрах по правой стороне.
Какова ширина дороги? Спросил Малик.
Около ста метров, ответил Эстебан и строго потребовал, все смещаемся к центру дороги.
Группа стала медленно от левого края отходить в самый центр разбитой асфальтовой дороги, залитой снежно-водянистой кашей. И в один момент оказалось, что они оказались под плотным покрытием толпы. Десятки людей, бродяг, переходящих границы, чтобы найти лучшее место, стали щитом для группы, прикрыв их телами, справа и слева.
Это то, о чём я думаю?
Они пока прицениваются, Ротмайр, ищут место для атаки. Выискивают слабое звено, чтобы в один момент нас растерзать.
Кто они, Командор?
Ох, Верн, эти «люди» очень понравятся твоему другу Алехандро. Это, если можно сказать, истинное воплощение свободы, а точнее того, до чего она может довести. Это апофеоз безумного свободострастия. В этих лесах кроются сектанты, исповедующие тысячи разных культов. Под кронами прокажённых деревьев скрываются десятки общин идейных фанатиков, вроде радикальных некрофилов и зоофилов. Здешние «трансформаторы» своего тела дошли до того, что теперь напоминают племена дикарей, с изуродованными телами.