Ну и в третьих
Не называй никого по видимому полу, обращайся только по именам, которые сами выбрали себе люди. Закончил за девушкой уже сам мужчина. Мне Матвей объяснял эти правила.
Вот и хорошо. На выдохе прозвучали слова, и тут лицо девушки стало более строгим и серым. А теперь, Эрнест, приготовься увидеть преисподнею.
Два депутата, представленных в Региональном Собрании направились к деревянной двери. Мужчина чувствовал постоянную дрожь в коленях, сомнения, но несмотря, ни на что, продолжал идти вперёд. Девушка ухватилась двумя руками за ручки дверей и открыла их нараспашку.
В глаза и разум мужчине неистовой волной рванул не удивительный интерьер и постановка зала главного законодательного органа страны. Не его размеры и устройство, а то обильное расплескавшееся, выплеснувшееся на волю количество «духовно просвещенных индивидов, имеющих ориентацию на свободу». У Эрнеста начала болеть голова, совершенно не от стоявшего дикого гула, а веки самопроизвольно опускаться, от того, что они увидели. Неимоверно огромный океан «гендерного и идеологического» разнообразия, что хлынул сюда нечестивым потоком, парализовал сознание мужчина и он даже не мог ступить и шагу вперёд, ноги словно налились свинцом, а рот, его челюсть так и спешила распахнуться от визуального и идейного шока.
Глаза Эрнеста, зрачки и радужка бегали как бешенные, всё стремясь окинуть взглядом каждый уголок этого помещения с его богопротивным разнообразием, что бы запечатлеть его в памяти.
Высокие стены места, где заседал весь законодательный орган были облицованы белоснежным мрамором, а потолок имел богатую расписку, словно в богатом соборе эпохи Возрождения, а с центра его свисала огромная люстра, представленная самым настоящим лучезарным и сверкающим «тортом» из прекрасных гравированных бриллиантов.
Сам зал заседания всего Сената, или Форума Свободы был разделён на три, последовательных и нависающих друг на друга яруса, в которых заседали по пятьсот человек. Внутри самих ярусов, кроме первого, были разделения на два сектора. А у самого подножья ярусов, практически у одной из стенок находилась площадка для выступающих людей. Каждый ярус отделялся от другого участка высокой ступенью и деревянной резной мощной темноватой перегородкой, которая ограждала края. Каждое посадочное место в этом помещении было представлено отдельным едва ли не высоким троном, имевшим остроконечную спинку, сделанную из дуба с посеребрёнными узорами. И у места, где стояла кафедра для выступающих, у самой стены, стояло три престольных трона, уходящих под специальный стол заседаний. Каждый трон из этих троих имел золотую окантовку по углам, а стол заседаний имел выплавленный из платины герб государства, крепившийся к видной ко всем части стола.
Но, не своим роскошным и помпезным видом было богато это помещение. Его главным «достоинством» стали депутаты, которые тут работали. Законотворцы, хотевшие лишь блага для народа Конечно же то благо, которое хотели и принимали они.
Эрнест с шоком на сердце смотрел на тех, кто здесь преимущественно находится. Он не мог смириться с такой огромной концентрацией тех, кого больше в своей жизни ненавидел. Да, от одного их вида по венам мужчины начинал бегать огонь, проступать пот, сердце билось чаще, и слышался стон скрёжета зубов. От того, что он видел «мужчин», выбравших латексные костюмы, разноцветные платья или вообще пришедшие с перьями в ректальной точке у Эрнеста в рассудке закипало негодование. Многие «парни» в этом месте имели размалёванное тушью, помадой и блестками лицо, образуя при этом мириад самых отвратных и противных гримас, словно взятых из ада. При виде «мужчин», у которых глаза были подведены тушью, проколоты насквозь щёки, губы отражали розовой помадой с блёстками, в волосы вплетены цветы и глаза залиты какой-нибудь краской, у нового депутата закипала кровь.
Те, кто были «женщинами» были одеты в самые безумные наряды, вплоть до полного их отсутствия. Обритые до лысины, имевшие несуразный вид, нацепившие блестящие, как сельдь на солнце, костюмы, и потерявшие человеческий облик «женщины», заняли почётное положение среди всех. «Дамы», у которых лица были пропирсингованы вплоть до того, что самих черт было не видно, татуировано всё тело и из одежды могла быть непонятная несуразица, неподдающаяся описанию, у Эрнеста вызывали лишь боль в сердце, отдающую в глаза.
Но эти «мужчины» и «женщины» были лишь лёгкой разминкой для рассудка новоиспечённого депутата. Впервые он заметил тех, кого звали «Радикально свободными», тех, кто шёл на краю этого безумия, став костяком этого клина. Пускай, они уже были не в новинку и, смотря на них,
мало кто мог удивиться, но всё же, им отдавались специальные привилегии, которые присущи только «людям» с высоким рейтингом свободы. Это были однозначно либо «зверолюди», либо трансгендеры. Первые, согласно закону «О свободном Праве становлении животным» могли звероформировать собственное тело, чем заслуживали уважение, так как они получили «Истинную Свободу перехода от человека к животному». Эти «люди» перекраивали лица, удаляли носы, выращивали когти, ломали кости, отрезали пальцы, врезали в позвоночник продолжение в виде мясистого хвоста, имплантировали усы, выдавливали глазные яблоки, что бы вставить имплант, похожий на звериный глаз и могли изрезать шрамами до инфекций и покрасить кожу, что бы быть похожими на любимых животных. И в итоге получалось гибридное существо, которое мало было похоже на человека и порой, из-за того, что была перестроена ротовая полость, терялась способность к разговору.