«Мужчина» демонстративно отряхнул парня от снега и месте с «супругом» поспешил скрыться от взора юноши, не желая более его задерживать на пути к учёбе.
Лютер, испытав презрение к подобным «людям», продолжил гулять по улицам города. Но теперь он, используя все возможности мышц ног, уже спешил в институт, чтобы поскорее скрыться от подобных «пар» в стенах ВУЗа, как за стеной крепости.
Он шёл быстро, даже очень, но между тем стремился не задевать проходящих людей, так как это каралось законом, поскольку «личное пространство граждан неприкосновенно, которое никто, в случаях не определённых законом, не смеет его нарушить».
Парень понимал, что всё это больше напоминает одну большую фантасмагорию либерального бреда, возведённого в ранг абсолютного права, но такова была его реальность, которую никак нельзя изменить, что стала монолитом, который ничем не пробить.
И вот юноша уже завидел свой родной ВУЗ, который подобно великану возвышался над низкими домами, чья максимальная высота в этом городе была не более пяти этажей. А университет подобно грузному великану, являясь самой высокой постройкой в городе, устремлялся к небесам на десять этажей вверх, и в буквальном смысле в его тени существовали прилежащие дворы, дома и их жители.
Студент проходил по улице возле высокого забора, представленного толстыми металлическими прутьями, устремившимся на несколько метров вверх пиками. Внизу прутья забора были встроены в бетонный батон, отчего забор становился ещё крепче.
ВУЗ окружал забор и внутри каменная плитка, без единого посаженного растения или травинки, отчего он становился ещё более серым и угрюмым.
Юноша быстро мелькнул через ворота в заборе и поспешил поскорее прейти на одно единственное занятие, поставленное на сегодня. У ворот он как всегда встретил студенток, которые приторговывали собственным телом, тем самым реализуя «Право на торговлю во всех её формах».
Студент быстро прошмыгнул мимо них и устремился вовнутрь здания. Там в большом и широком холле он встретил того, кого не хотел бы ни видеть, ни знать всю свою жизнь, с момента, когда познакомился с этим человеком.
Холл был действительно широк и представлял собой место, где у облицованных мраморной плиткой стен стояли приличные стулья, кресла и лавочки. У самого входа стоял пост, на котором проверяли документы студентов, убеждались, что это действительно они. Рядом с входом и далеко на противоположной стене от него были широкие окна, через которые целыми массивами проникал свет, плескавшийся внутри холла.
И посреди всего этого великолепия, увековеченного в мраморе и свете, стоял человек, одногрупник Лютера, который вызывал у парня самые противные чувства и ощущения. Это щуплый худощавый, но между тем высокий юноша с чернявым, словно уголь, гнездом на голове. Глаза были мутные, зачастую всего скрытые под солнцезащитными очками. Кожа бледна, практически безжизненна, словно вымоченный в молоке белоснежный пергамент. Одет он в обтягивающие джинсы, с завёрнутыми довольно широкими подкатами. Торс покрывала мешковатая кофта, непонятной и трудно описываемой расцветки, чья безумное сочетание
серого, чёрного и белого просто резало глаз. Ну а на стопах были большие и контрастирующие с его телосложением кроссовки, на нём напоминавшие боты. Бесцветные с зелёной отделкой они были уж слишком большие для его худющих ног и напоминали лапти.
Но не одежда послужила для Лютера причиной озлобленности и неприязни. Причины были столь глубинными, даже идейными, что крылись в представлении устройства общества, в сути самого миропонимания. А эти различия во все времена были самыми сильными и приводили к самым жестоким раздорам.
Хаюшки, Лютер, кинул приветствие студент, голосом как у раненной чайки.
Приветствую, Джон. С толикой лёгкой неприязни, проходя мимо, из вежливости, ответил юноша и устремился как можно быстрее к кабинету, дабы скрыться от взора того человека, который стоял и продолжал ждать свою «сестру по идеям».
Причины идейной розни двух парней послужил взгляд на мироустройство. Джон был ярым приверженцем той либеральной системы, укрепившейся в обществе, ставшей абсолютом. Он был её ярым приверженцем, сторонником и почитателем, ставая её в пример другим странам и с упованием ожидавшим, когда тамошние системы рухнут и они «освободятся от гнёта тиранов», и у них придёт к управлению власть, «уважающая права и свободы людей».
Этот паренёк был таким ярым служителем «нового чудного мира», что зарегистрировался в Новой Церкви, Неохристианской Церкви, подал документы на зачисление в послушники Культа Конституции и смог пойти на услужение ещё десятку самых различных движений и общин.
Но самое главное, суть идеологического раздора заключилась в том, что Джон был одним из главных сторонников движения образования Муниципальной Студенческой Республики, которая, как представлялась «будет отражать интересы, и что самое главное Права и Свободы всего студенческого сообщества, позволяя ему участвовать в управлении ВУЗом, что соответственно является делом свободы и демократии».