В целом это суждение не вызывает возражений. Но, как уже отмечалось, на грани XIX XX веков заявляет о себе тенденция иного свойства: возврат к пушкинским принципам психологического анализа, к тому, что здесь именуется «психологической повестью без психологии». Понятно, что речь идет не о простом возвращении к Пушкину, а о новаторском развитии его традиций. Очевидно и то, что этот опыт воспринимался и осваивался с учетом достижений писателей послепушкинского периода. Многим в этом смысле русская литература была обязана Достоевскому, В произведениях которого «психологический анализ приобретает самостоятельное значение». И вот Достоевский будет не раз ставить перед собой задачу вернуться к пушкинскому лаконизму и «простодушию» в изображении психологии. Так, в 1869 году он намечает себе программу (раздумывая над неосуществленным замыслом рассказа о «воспитаннице»): «Рассказ вроде пушкинского. (Краткий, без объяснений, психологически-откровенный и простодушный)» . А в начале 70-х годов, во время работы над «Подростком», он записывает: «Исповедь необычайно сжата (учиться у Пушкина). Множество недосказанностей Сжатее, как можно сжатее Форма, форма! (простой рассказ а lа Пушкин)» .
Известно, что творчество Чехова, одного из самых проницательных писателей-психологов, новый этап в развитии реализма,что он в высшей степени самобытно продолжил традиции Лермонтова и Тургенева, Достоевского и Толстого. Но несомненно и то, что первостепенное значение для Чехова всегда имел Пушкин. Именно о пушкинских приемах психологического анализа вспоминаешь, когда встречаешься с таким, например, высказыванием Чехова: «Лучше всего избегать описывать душевное состояние героев; нужно стараться, чтобы оно было понятно из действий героев» .
Эта особенность психологизма хотя и существенная, но далеко не единственная в художественном арсенале Пушкина (как, впрочем, и Чехова). Пушкин
открыл всесторонний, «стереоскопический», поистине универсальный принцип изображения действительности, характера и судьбы человека. И это определило и стимулировало дальнейшие успехи русской литературы и главным образом писателей-романистов (если говорить о первой половине XIX века). В изменившихся исторических условиях на грани веков, когда начинают превалировать малые эпические формы, намечается новый «виток» в освоении наследия Пушкина и плодотворнее всего в творчестве авторов повестей и рассказов. Об этом свидетельствует тот факт, что именно Чехов подвел итоги развитию русского реализма XIX века и приблизился к небывалой после Пушкина всесторонности и полноте изображения жизни...
Многое в этом смысле сближает с Чеховым таких в целом разных писателей, как М. Горький, Бунин, Л. Андреев, Куприн. И прежде всего то, что каждый из них в значительной степени повысил информационность традиционной структуры повествования, существенно увеличил смысловую нагрузку, емкость и обобщающую силу почти всех компонентов жанра рассказа. Заслуживает внимания новый характер использования художественных средств в изображении позиции автора, его отношений с персонажами и с героем-рассказчиком, соотношение их точек зрения на мир и то, как и в какой мере они продвигают нас в его познании.
Эта проблема, а именно «построение сложного реалистического образа художественного «я», образа автора и поиски новых соотношений этого образа с образами героев» , была в свое время одной из центральных у Пушкина-прозаика. Принцип повествования, в котором незаметно совмещаются, как бы сливаются точки зрения, видение, голос автора и персонажей и происходит преломление действительности в разных сознаниях, находит свое дальнейшее развитие и в творчестве писателей-романистов (Лермонтов, Достоевский, Толстой), и особенно авторов повестей и рассказов. В связи с художественной практикой Чехова, И. Бунина, Л. Андреева приходится уже говорить о «совмещении» не только точек зрения. Повествование нередко строится таким образом, что «одна зарисовка может выполнять одновременно функции бытового фона (течение внешней жизни), размышления героя и портретную характеристику другого лица» .
Как уже отмечалось, у писателей рубежа XIX XX веков намечается ослабление внимания к предметно-описательной стороне повествования. «Компенсируется» же это повышением интереса к субъективно-выразительным средствам изображения. Именно с этим связано существенное изменение роли и смысловой нагрузки художественной детали. В прозе этих лет она, как правило, получает ассоциативное звучание.
В центре внимания многих литераторов этих лет процессы душевной жизни человека, неуловимые подчас сдвиги и переходы в психологических состояниях и настроениях персонажей, а также то, как эти подсознательные настроения, в свою очередь, выстраивают и поступки, и «линию» поведения, и судьбу человека в целом.