Разложение помещичьего класса Салтыков-Щедрин представил в форме истории морального оподления и вымирания семейства землевладельцев-эксплуататоров. Распад связей в области семейно-родственных отношений, где даже от порочной личности естественно ожидать некоторых проявлений человечности, сатирик избирает в качестве одного из самых убедительных свидетельств нравственного падения и исторической обреченности паразитического класса.
Семья Головлевых, взятая в целом, головлевская усадьба, где развертываются основные эпизоды романа, это собирательный художественный образ, обобщивший типические черты быта, нравов, психологии помещиков, весь деспотический уклад их жизни накануне отмены крепостного права и после нее.
Всем смыслом своим роман Щедрина напрашивается на сближение с «Мертвыми душами» Гоголя. Тесная близость двух гениальных творений критического реализма обусловлена родственностью выведенных в них социальных типов и единством пафоса отрицания. «Господа Головлевы» воспитывали читателя в той школе ненависти к дворянству, основание которой положено «Мертвыми душами».
Процесс омертвения душ крепостников-эксплуататоров был ускорен крестьянской реформой, и его последствия
к 70-м годам стали особенно очевидны. Щедрин показывал мертвые души на этой более поздней стадии их исторического разложения и как революционный демократ отрицал их с высоты передовых общественных идеалов, В связи с этим все признаки социальной гангрены представлены в Головлевых в более сильной степени и выводы автора относительно исторической обреченности дворянства приняли характер окончательного, категорического приговора, не оставлявшего места для головлевских иллюзий о нравственном перерождении паразитического класса.
«Головлево это сама смерть, злобная, пустоутробная; это смерть, вечно подстерегающая новую жертву» (XII, 268). Здесь все говорило об угнетении, напоминало глухо запертую тюрьму. Жаждущему жизни и света здесь давали «вместо хлеба камень, вместо поучения колотушку» (XII, 274).
Молодые существа рвались прочь из этого обиталища смерти. Но, вырвавшись, они, не подготовленные ни к какой разумной человеческой деятельности, спешили насладиться отравами жизни и преждевременно гибли. Независимо от того, умирали ли они где-то вдали от Головлева, как умерли сыновья Иудушки Владимир и Петр и его племянница Любинька, или же возвращались умирать в Головлево, как Степка-балбес и Аннинька, во всех случаях Головлево было источником смерти. Здесь проникал в молодые существа разрушительный яд. «Все смерти, все отравы, все язвы все идет отсюда» (XII, 268). Головлевщина это саморазложение жизни, основанной на паразитизме, на угнетении человека человеком.
От главы к главе рисует Салтыков-Щедрин картины тирании, нравственных увечий, одичания, следующих одна за другой смертей, все большего погружения головлевщины в сумерки. И на последней странице: ночь, темно, в доме ни малейшего шороха, на дворе мартовская мокрая метель, у дороги закоченевший труп головлевского владыки Иудушки, «последнего представителя выморочного рода».
Ни одной смягчающей или примиряющей ноты таков расчет Салтыкова-Щедрина с головлевщиной. Не только конкретным содержанием, но и всей своей художественной зональностью, порождающей ощущение гнетущего мрака, роман «Господа Головлевы» вызывает у читателя чувство глубокого нравственного и физического отвращения к владельцам «дворянских гнезд».
В коллекции слабосильных и никчемных людишек головлевской семьи пьяниц, мелких развратников, бессмысленных празднолюбцев и вообще неудачников случайным метеором блеснула Арина Петровна. Эта властная женщина в течение длительного времени единолично и бесконтрольно управляла обширным головлевским имением. Все внимание свое она устремила на округление владений и благодаря своей личной энергии успела удесятерить свое состояние.
Страсть к накоплению господствовала в Арине Петровне над материнским чувством. Дети «не затрогивали ни одной струны ее внутреннего существа, всецело отдавшегося бесчисленным подробностям жизнестроительства». Реакция Арины Петровны на смерть дочери выразилась прежде всего в чувстве недовольства тем, что покойница оставила ей «своих двух щенков» (XII, 44), то есть Анниньку и Любиньку. Известие о том, что Степка-балбес прожил купленный ему матерью дом в Москве и влачит жалкое существование, вызвало в душе черствой стяжательницы прежде всего опасение, что постылый сын «опять сядет ей на шею» (XII, 48). Барыня «гневалась» (XII, 49), тогда как в подобных обстоятельствах для матери естественно состояние скорби. Чувство собственности поработило чувство родительской привязанности.
В кого уродились такие изверги? спрашивала себя Арина Петровна на склоне лет своих, видя лютую вражду сыновей, крушение созданной ее руками «семейной твердыни». Перед ней предстали итоги ее собственной жизни жизни, которая была всецело подчинена бессердечному стяжательству и формировала «извергов».
Самый отвратительный из них Порфирий, прозванный в семье еще с детства Иудушкой, кровопивушкой.
Эпизоды, рисующие детство Иудушки, раскрывают историю формирования психики этого лицемера-стяжателя. В варварски жестокой среде помещиков-крепостников наказание непослушных и поощрение почтительных детей осуществлялось в грубо материальной форме, в виде худших и лучших кусков за столом. Ради вознаграждения Порфиша прикидывался ласковым сыном, заискивал перед матерью, наушничал, лебезил, показывал, что он «весь послушание и преданность». Хотя Арина Петровна с подозрительностью относилась к этой сыновней кротости, смутно угадывая в ней коварный умысел, она все же не могла устоять перед нею и искала для сына «лучшего куска на блюде ».