И Джека, который мертв.
Да, конечно.
Возникла еще одна пауза.
Можно мне еще капельку? спросила она.
Я взял ее стакан и пошел к бару.
Блум задавал мне массу вопросов той ночью.
Той ночью?
Ночью, когда Джек был убит. Я думаю, он подозревает меня.
Они должны задавать массу вопросов, сказал я и подал ей стакан, особенно членам семьи.
Именно поэтому он хотел знать, какими делами мы занимались с доктором Джефри? Спасибо, сказала она и взяла стакан.
Доктор Джефри?
Мой ветеринар. Это точные слова Блума: «какими делами». Полагаю, он имел в виду любовь. Как вы думаете, он имел в виду любовь?
Думаю, да.
С семидесятипятилетним мужчиной?
Ну
Я знаю, что похожа на мумию, но на самом деле
Ничего подобного, возразил я.
Благодарю вас, вы очень добры. Но доктор Джефри значительно старше меня, и предположение Блума Она покачала головой.
Он, несомненно, проверял ваше алиби, объяснил я.
Потому что мы были вместе в ночь убийства?
Да.
И если мы были любовниками, то наверняка провели ночь друг с другом.
По-моему, так думает Блум.
Или друг на друге.
Простите?
Любовники спали друг с другом или друг на друге, это точнее.
Кхм-кхм.
Мы смотрели телевизор.
Блум говорил об этом.
Вам тоже это пришло в голову?
Что именно?
Что Хэм и я могли быть любовниками?
Хэм?
Хэмильтон Джефри, мой ветеринар.
Никогда не приходило.
Почему? Потому что ему семьдесят пять лет?
Я не знал, сколько ему, пока вы не сказали.
А не приходило вам в голову, когда Блум выпытывал, кто где был в ту ночь, что Хэм и я могли выгораживать друг друга? Что мы с Хэмом и вправду могли быть любовниками?
Нет, никогда не приходило.
Сказать, кем мы были?
Любовниками? Или выгораживали друг друга?
Угадайте.
Я бы сказал, что вы были предполагаемыми соучастниками убийства и что вам следует рассказать все полиции, а не мне.
Мы были любовниками, сказала она. В прошлом. Мне было тридцать три, ему пятьдесят один. Хорошая разница в возрасте, не находите? Мой муж больше интересовался коровами, чем мной. Дрю проводил массу времени в разъездах по делам Ассоциации скотоводов, а я сохла на ранчо, гоняя мух, и удивлялась, какого черта я живу здесь, среди дикарей.
Это было
Двадцать четыре года назад, 24+33=57. Элементарно, дорогой Ватсон. Мне как раз пятьдесят семь, помните? Полагаю, нет. Как-то вы сказали, что уже забыли, сколько мне лет.
Я помню, сказал я мягко.
Она скрестила ноги, как бы подчеркивая абсурдность выяснения хронологии с необыкновенно прекрасной женщиной. Белое платье приподнялось на коленях, мелькнула загорелая ляжка. Ее глаза встретились с моими.
Вас смущают рассказы о моих похождениях в молодости?
Не особенно.
Во всяком
случае, сказала она, я так жила. Тридцать три года, замужем уже шесть лет, сидела на ранчо, пока мой драгоценный муж мчался в Денвер, или Таллахасси, или Бог знает куда еще поговорить о коровах. Я ненавидела коров и по сей день ненавижу. Кстати. Не думаю, чтобы я когда-нибудь видела корову до встречи с Дрю. Я, конечно, преувеличиваю, но это был чуждый для меня мир. Мой отец, будучи банкиром в Дейтоне, приехал сюда, чтобы открыть собственный банк. Тогда Калуза была еще рыбацкой деревушкой, вы не представляете, как она была прекрасна, Мэтью. Дрю занял у моего отца значительную сумму, так мы познакомились. Я была цветущей двадцатисемилетней девушкой, когда выходила замуж, у нас не было детей, пока мне не исполнилось тридцать четыре. Будь я телкой, меня продали бы не раздумывая. Вот так я и жила, одна на «М. К.», пока в моей жизни не появился Хэм. Он пришел, чтобы вылечить больного теленка, а вылечил и меня тоже. Я шокировала вас, Мэтью?
Нет.
Итак, он вылечил меня. Он подарил мне счастье, о котором я даже не мечтала. Она глубоко вздохнула. Но это было в другом мире. «К тому ж девчонка умерла». Она сделала паузу. Марло, «Мальтийский еврей», примерно 1587 год. Я много читала, пока Дрю занимался скотоводством.
Как долго это продолжалось? Эти дела с Хэмом?
Вы тоже проверяете мое алиби? Или я заинтересовала вас?
Да, вы мне интересны.
Я так и думала, улыбнулась она поверх стакана и выпрямила ноги, при этом опять мелькнула ляжка. Она села, слегка расставив ноги. Она полностью отдавала себе отчет в том, что мы оба знали: на ней не было ничего под этим чистым белым платьем.
Не очень долго, к сожалению. Мы влюбились в сентябре, а к февралю все закончилось. Короткая пора. Легко приходит, легко уходит. Я обрела равновесие так можно сказать и стала примерной женой и любящей матерью, неважно, в какой последовательности. Санни была ребенком дождливого августа, она плакала день и ночь, я иногда готова была задушить ее, иногда себя. Трудный ребенок эта девочка. Джек появился через три года, истинный сын Дрю, такие же темные волосы, такие же темные глаза, вылитый портрет, кроме храбрости и развязности, которых, к сожалению, ему недоставало. Может быть, поэтому он избавился от пистолета, который у него был, и из-за этого кончил смертью, пока я смотрела телевизор с бывшим любовником. Она с трудом улыбнулась. Какие разные слова «смотреть» и «видеть», можно смотреть на что-то и ничего не видеть, так люди иногда смотрят телевизор и не видят ничего из того, что там показывают. Что это своеобразный путь развития языка? Или выбор слов зависит от качественного изменения понятия?