Надо этого лисьего сына отучить ябедничать, да и насмехаться тоже.
Дело в том, что «мела» по-грузински лиса, «швили» сын.
Мелашвили был действительно похож на хитрого лиса. Нос у него был остренький, и он им всё время поводил, будто вынюхивал что-то.
Дожди ещё не начались. Октябрь стоял сухой и тёплый.
На шестой день их жизни в эвакуации приехал дед. Это было до того неожиданно, что Костик глазам своим не поверил.
Дед что-то говорил бабушке, гладил её по плечу, а она плакала. Костик завизжал, кинулся и повис у него на шее.
Это был удивительный дед! Даже здесь, в этой махонькой деревушке, у него оказались знакомые. Где только у него не было знакомых! Музыкантов приглашали на все праздники, а ещё чаще, как говорил дед, «жмурика провожать», то есть на похороны.
А теперь дед уходил на фронт. Он приехал на часок, проститься. Бабушка плакала, а он говорил:
Не плачь, старая, ну чего ты боишься? Я им как покажу свою дудку, так они со страху и поумирают.
Пришли мужчины, принесли виноградную водку чачу в большой зелёной бутылке, заткнутой очищенным кукурузным початком. Пили за здоровье деда, за победу над врагами.
Перед отъездом дед сказал Костику:
Ты теперь единственный
мужик в семье не подкачай.
Он обнял Шурку и Костика за плечи:
Ну, ребята, я на вас очень надеюсь. Женщины народ слабый. Их защищать надо. Вы уж меня не подведите. Дед помолчал. А фриц-то прёт и прёт, проклятый Спрятались вы неважно. Тут гидростанция рядом; если они пронюхают, обязательно бомбить станут.
И дед уехал.
Костик долго сидел один в кустах самшита и думал.
Он хотел бы быть таким, как дед. Спокойным и весёлым. Дед никогда не кричал. Даже когда приходил навеселе и бабушка ругала его:
Вражья морда! Бесстыжий человек! Чтоб ты утонул в том вине!
Он улыбался и говорил:
А ты моя голубка!
Дед всему научил Костика. И рыбу ловить, и гвоздь забить, и лодку покрасить.
Костик вспомнил про лодку, и перед глазами встал их дом, порт и море, и так нестерпимо захотелось всё это увидеть, что он вскочил, готовый бежать туда скорей.
На крыльце сидел печальный Шурка, глаза у него были подозрительно красные.
Ты ревел, Шурка? спросил Костик.
Иди-ка ты, окрысился Шурка. Торчи тут с вами, а у меня мамка в госпитале. Я вас просил меня сюда привозить? Просил, да?
Он вскочил, и Костик понял, что они подерутся.
Но сейчас он даже обрадовался Шуркиному крику.
Погоди, Шурка. Я тоже домой хочу, жутко хочу. Давай вместе бабушку уговаривать.
В древней крепости
На сборы один день, сказал дядя Саша Дорошенко и потёр руки.
Костик и Шурка от сборов решили увильнуть. Они ещё с первого дня собирались сходить в древнюю крепость. Крепость стояла на верхушке соседней горы, круглая, как пирог.
Спать легли на веранде. Там лучше слышно петухов. Как заорут сразу проснёшься.
Встали спозаранку, в доме все ещё спали. Осторожно ступая по скрипучим половицам, пробрались на кухню. Отрезали два куска кукурузной лепёшки чурека; завернули в чистую тряпочку кусок сыру сулгуни.
На дворе было прохладно. Белёсый туман скрывал верхушку горы и крепость. Жидкими клочьями плавал между деревьями. Листья были мокрые и от этого глянцевитые, будто покрытые лаком.
Шурка отвалил короткий, иссечённый топором чурбак, лежащий у крыльца, и вынул из-под него обломок косы. Вид у косы был довольно жуткий тонкое сточенное лезвие хищно изгибалось, щерилось мелкими зазубринами. Ручкой служил грубый кусок дерева тёмный и лоснящийся. Жена Мелашвили колола этой косой щепки для тагана. У Шурки глаза загорелись, когда он увидел эту штуку.
Возьмём? прошептал он Костику. Тот кивнул.
И взяли. И положили под чурбак.
Потом Костик слышал, как одноглазый Мелашвили ходил по двору и бормотал:
Всё, понимаешь, девается. Всё пропадает. Лошадь фьюить! Это фьюить! он тоненько присвистывал и загибал пальцы.
Костик слышал, что за неделю до их приезда у Мелашвили пропала одна из двух лошадей. Он очень её жалел.
Крепость по-прежнему мелькала иногда в просветах деревьев и казалась совсем рядом.
Но шли они уже долго, а крепость и не собиралась приближаться.
Заколдованная какая-то, сказал Шурка.
Потом мальчишки перестали смотреть на гору. Просто шли себе и шли.
От птичьего гомона лес звенел. Пласты солнечного света прорубали светлые просеки. То тут, то там багровели осенние листья.
Крепость появилась неожиданно. Поднялась высокими серыми стенами, сложенными из круглых гладких валунов. Уставилась рваными тёмными проломами. Она стояла мрачная, грузная и таинственная. Бока валунов замшели. Мальчишки невольно стали говорить шёпотом.
Вот это да, протянул Шурка. Как же они сюда эти камни затаскивали?..
Костик пожал плечами.
Казалось, что толстые стены выросли прямо из горы. И люди здесь ни при чём.
Через пролом пробрались внутрь. Круглая утрамбованная площадка поросла густой травой. Друг против друга зияли четыре низких сводчатых входа.
Мальчишки направились к самому ближнему. В большом помещении было сухо и прохладно. На песчаном полу темнел след от костра. Рядом лежало несколько обглоданных костей.
Мальчишки переглянулись. Было жутковато.