Построить новый мост и в обычных условиях дело трудное, а тут еще бураны, заносы, стужа лютая топоры из рук валятся. Горе-горькое застит глаза. Знамена покрываются инеем не видать, где кончается красный, где начинается черный цвет.
Из Москвы срочно вызвали инженеров, специальные воинские части. Рано утром двадцать второго января саперы партиями начали прибывать в Горки.
Ничего не скажешь, быстро приехали, вздохнул солдат с медалями, да только не успели ко времени.
Как это не успели! Не может быть! перебил кто-то солдата. Ты толком расскажи.
Я толком и сказываю. Приехали, значит, инженеры, а старого моста в Горках уже нет, будто сроду его там и не было. Заместо него новый стоит. Да, да! Не подумайте, чудо какое, мужички сами за ночь построили. Деревень вокруг много, каждый двор по бревну приволок, каждый костер запалил. Ну, а остальное-прочее русская смекалка. Самое трудное было землю строгать. Закоченела наскрозь ни огонь, ни кувалда не берет. Ломом вдарят как чугун об чугун. К утру поддалась, однако.
Честно говоря, никто из нас не знал, верить солдату или не верить, а он помолчал, закурил, скосил глаз в оконную темень и опять за свое:
Инженеры походили вокруг моста, постучали молоточками по бревнам. Потом еще саперы целым батальоном по мосту раз десять туда-обратно протопали. Хоть бы что! Стоит мосток, не шелохнется! Признали инженеры мужицкую работу справной, выдали тому мосту паспорт, чтобы по всем правилам
Легенда! снова перебил кто-то увлекшегося солдата. Но придумано хорошо, складно. Верить хочется.
Не знаю, легенда или не легенда, поднялся со своего места солдат, как хотите, считайте, а мост тот батя мой своими руками строил, царство ему небесное.
Солдат стал не спеша пробираться к выходу. В самом конце вагона он обернулся в нашу сторону, сказал негромко, но так, что всем нам было слышно его совершенно отчетливо:
Легенда так легенда. Пусть будет по-вашему. Только я по тому мосту двадцать второго-то января самолично сапером шагал. Раз десять туда и обратно. Так-то вот!..
Поезд остановился. Солдат сошел на какой-то крохотной станции. Мы тронулись дальше.
Долго еще, до самой Москвы сквозь стук колес все слышалось нам, как позвякивали медали на груди старого солдата.
В ОДНОЙ ГОСТИНИЦЕ
Здесь жил Ленин.
Она едва заметно кивнула в сторону узкой невысокой двери, выходившей в длинный коридор второго этажа, и, видимо, уловив мой нечаянный жест, повторила поразившие меня слова:
Не верите? В этом самом номере.
Нет, отчего же, вполне возможно, но почему это такой большой секрет? Я хотел бы войти, посмотреть.
Горничная улыбнулась:
О, я обязательно покажу эту комнату русскому, но не сейчас, когда будет свободна. Лучше всего завтра утром.
Она помолчала, потом добавила как-то очень грустно, будто извиняясь за кого-то:
По утрам там никого не бывает.
Весь остаток дня, шагая по чужому городу, вслушиваясь в непривычную речь, вглядываясь в лица незнакомых людей, вспоминаю о разговоре с горничной, верю и не верю ее словам. А утром в мою дверь раздается еле слышный стук. Открываю. Передо мной с чешуйчатой трубкой пылесоса в руках стоит вчерашняя знакомая:
Сейчас можно посмотреть.
Быстро
собираюсь. По отлогой каменной лестнице спускаемся на второй этаж, переступаем порог комнаты, поначалу вроде бы ничем не приметной.
Здесь все как и в других номерах гостиницы на маленькой улочке города тихой северной страны такая же деревянная кровать, такой же стол, такой же пейзаж за окном.
Но вот я всматриваюсь в движения женщины как переставляет она стулья, как стирает пыль с подоконника, как легко, почти невесомо ступает по ветхому коврику и все вещи в комнате вдруг оживают.
Вот она дотрагивается до вазы с цветами, проводит тряпицей по звенящим стеклянным граням, меняет воду у цветов, повертывает каждый из них венчиком к солнцу, отступает на шаг, возвращается снова к вазе, осторожно расправляет лепесток, заблудившийся в тюлевой занавеске, и неизъяснимое чувство охватывает все мое существо.
Мадам, так было здесь и при нем?
Да, именно так все и было. Это я от матери знаю. Женщина касается пальцами спинки стула и подходит к светлому окну, в стекла которого постукивают почками упругие ветки скандинавской неторопливой весны.
Мне довелось прожить в гостинице дней пять или шесть. Каждое утро раздавался осторожный стук в дверь моего номера, и я слышал знакомый голос:
Это опять я, как условились.
Так несколько раз побывал я в еще никому не известном музее Ленина невесть кем созданном, много лет бережно хранимом простой старой женщиной в белом переднике
ПОРТРЕТ
Ну, сегодня как-нибудь, а завтра блины, мрачновато пошучивал солдат, лежавший возле узкого окна, похожего на крепостную бойницу.
И завтра действительно случалось что-нибудь очень хорошее то письмо придет кому-то от потерявшейся было семьи, то детдомовцы, шефы наши, пожалуют.
Мы любили своих шефов, ждали их всегда с нетерпением. А те, как чувствовали, появлялись в самый нужный момент когда кончалась махорка, когда сводка бывала такой, что хуже не придумаешь. Придут, рассядутся на краешках коек, развяжут принесенные узелки, скажут совсем как взрослые: