Воронцов, хорошо, что ты на месте! Бегом к начальнику! Чего ты там такого натворил? Шеф из управления прибыл и даже обстановкой интересоваться не стал. Походя бросил, что тебя к нему, а сам зелёный весь!
Когда я вошёл в кабинет, Большаков был совсем не зелёный, а очень даже обычный. Вот только тон его, демонстративно вежливый, не предвещал ничего хорошего.
Ябедать изволим? начал он безо всяких преамбул. Субординацию нарушаем? Смуту в коллектив вносим?
Вот это разворот! Всё перечисленное, как я понимал себя в этом мире, могло относиться ко мне в последнюю очередь. И мой недоумённый вид должен был продемонстрировать шефу, что он в данный момент совершает чудовищную ошибку, за которую потом будет стыдно, но не тут-то было. Что-то там произошло, крайне неприятное для него и непонятное пока для меня, и было похоже, что всю дорогу от управления Большаков рисовал в уме картинки моего растоптания и уничижения в надежде получить от этого процесса хоть какое-то полегчание на душе. Иначе с чего бы такой неожиданный заход на этот разговор?
А шеф меж тем продолжил свои невнятные обличения:
И не стройте из себя невинного агнца. Обсуждать, понимаете ли, своего начальника за его спиной, да ещё с товарищами из управления, это последнее дело, Воронцов! Кому ещё успели свои гнусные мысли нашептать?
Я молчал. Оправдывающийся виноват. Эту простую истину я усвоил уже очень давно. Надеялся только, что по-прежнему удавалось сохранить недоумение на своей физиономии. Однако, Большакову и не требовалось никаких моих слов. Дальше он уличил меня в признании собственной вины, поскольку я молчал, значит сказать в своё оправдание мне было нечего. Вот так. Хоть молчи, хоть не молчи, всё одно, если начальник решил тебя назначить на роль виноватого.
Я прикинул, а сам-то я в другие времена поступал вот так же со своими подчинёнными? Назначал виноватым без особых разбирательств? Подходящего ответа сразу не нашлось, да и место и время были неподходящими для таких раздумий, а тут и Алексей Максимович, похоже, подходил к завершению выволочки:
Мне всё понятно. Очень жаль, Воронцов, что наши отношения перешли в такую фазу. А мне вас характеризовали, как дельного сотрудника. Что ж, тем хуже. Теперь уж я буду внимательно следить за вашей работой. Идите пока!
Самым многообещающим было это «пока». Я вознамерился было всё-таки выяснить, о чём вообще речь идёт, но Большаков жестом пресёк мои поползновения. Что ж, когда начальство требует выйти, приходится подчиниться, а не задавать глупые вопросы типа «почему». Начальник, он и в Африке начальник (кстати, почему именно «в Африке», а не в Австралии, например, кто знает?)
Тайна поведения Алексея Максимовича приоткрылась для меня на следующий день. Оказалось,
что вчера на совещании в УВД наш шеф при докладе опять допустил свой промах: «я, как начальник милиции», на что получил сдержанно-саркастическое замечание от секретаря парткома, что он пока ещё совсем не то, кем себя величает, и не известно, будет ли когда. И что сейчас ему надо держать ответ исключительно со своих позиций. И будто бы при этом начальник управления благосклонно кивал головой в ответ на слова партийного вожака.
Удивительное дело, никто из прояснявших для меня возникшее недоразумение на том совещании не был, но рассказывали всё в красках и подробностях. И что в протокол совещания этот пассаж было велено не записывать, но инструктор Зотов всё равно записал. Короче говоря, шеф «потерял лицо» на виду многих присутствующих коллег, а утрата хладнокровия привела его к умозаключению о том, что это я его «застучал» в парткоме.
Поэтому я перед дежурством запасливо решил отоспаться впрок а вдруг получится? Тому была и ещё одна причина с утра меня одолевала какая-то подозрительная хандра, чего со мной обычно не случается. А лучшее средство от всяких там хандрей (или хандров, не филолог, не знаю), как известно это глубокий и здоровый сон. Однако на этот раз сон меня презрительно игнорировал. Я упорно не сдавался, жмурил глаза и натягивал на голову одеяло в надежде укрыться от внешнего мира. В конце концов мир оказался сильнее, и пришлось вставать. Я бесцельно бродил по своим апартаментам в трусах и даже пробовал заняться йогой, безуспешно пытаясь справиться с хандрой, но эта тварь сегодня оказалась сильнее меня. Если совсем по-честному, то я прекрасно понимал причину такой напасти, но упрямо продолжал заталкивать её в глубину своей памяти, делать вид, что ничего выбивающего меня из колеи не существует, и вообще всё замечательно, но
Сегодня был день рождения Данилы, моего младшего сына. Сколько же ему? Хороший вопрос. Когда меня вышвырнуло в прошлое, ему было так, ему было тридцать шесть, да, тридцать шесть. Ого, старше меня нынешнего! Как же я по ним всем скучаю Мальчишки, Нина, как вы там? Небось, на даче. Шашлыки, баня, а то и речка после парилки такая уж традиция давно сложилась на этот день. Данилкина Люсечка мой любимый салат соорудила. Вездесущий Сергей Васильевич, наш сосед, с утра пораньше корзину грибов тайком на крыльцо притащил. И ведь ни за что не признается, что это он, хотя корзинка-то сразу видно чья. Будет хитро поглядывать да на местного лешего всё валить. Но чарочку за общим столом примет с достоинством и посидит «за компанию», а то и бывальщинку какую расскажет.