рубежу двух столетий. Именно в это время большое столичное придворное искусство и искусство дворянское не только сближаются, но нередко уже нераздельно слиты. Тех стилистических вариантов и отклонений, которые разделяют Петергоф и Царское Село от Кускова, здесь уже не найти. В конце века, в эпоху классицизма, второй круг искусства делается центральным, сливается со столичным ядром, и те отклонения стиля, которые раньше наблюдались, рисуются уже в соотношениях между вторым кругом и третьим.
Конечно, слияние это не совсем полное и то обстоятельство, например, что предметы декоративного убранства останкинского дома в громадном большинстве случаев исполнены в дереве, подражающем то бронзе, то мрамору, накладывает на дворец и тем самым на предметы, его наполняющие, отпечаток известного своеобразия.
Оставляя пока в стороне бытовое значение дворца как театра, следует прежде всего подчеркнуть, что останкинские вещи, останкинские отделки стен следует рассматривать как ценнейший и своеобразнейший стилистический комплекс. Почему-то историю русской деревянной декоративной резьбы кончают на XVII веке фетишизм петровской эпохи, вероятно, играет здесь решающую роль. Однако особо чувствительного разрыва между резьбой церковных иконостасов в храмах нарышкинского барокко, с одной стороны, или киевских храмов мазепинского барокко, с другой, и церковной резьбой елисаветинского времени не наблюдается. Стилистическая эволюция идет здесь непрерывно своим порядком, и разница между памятниками одного и другого стиля не большая, чем между перетекающими один в другой стилями Louis XIV и Louis XV. Европейские влияния ясно чувствуются в резьбе храмов XVII века, и не только таких, как церкви в Дубровицах, Филях, Старо-Никольском, Военно-морском соборе в Киеве , но пути их проникновения пока остаются невыясненными. Небезосновательно указывается на значение белорусских мастеров для московской резьбы XVII века но и это обстоятельство никем не было углублено достаточно веско и научно. Странным было бы думать, что Россия, где дерево естественно является наиболее удобным и изобильным материалом для строительства и всевозможных поделок, отступила бы от него в XVIII и XIX веках. Это не могло случиться и мы видим, наоборот, что даже такое, казалось бы, по существу каменное искусство, как классицизм, охотно обращается к дереву как строительному материалу. Сам Останкинский дворец, возведенный в дереве, блестящий пример тому. Еще здесь, так же как и во многих других местах Кузьминках, Ахтырке, дерево маскируется при помощи штукатурки и окраски под камень; но уже в таких зданиях, как дом в Рождествене, дача Голубятня, дом в Пальне Стаховичей, и, наконец, по всей городовой и усадебной провинции оно откровенно о себе заявляет, вырабатывая свои собственные конструктивные и декоративные формы. Так же обстоит дело и с декоративной деревянной резьбой. Широкое распространение ее доказывается обилием материала. Громаднейшее количество иконостасов городских и сельских церквей, отделки стен и дверей в домах и дворцах, наборные паркетные полы, всевозможная мебель все это составляет исключительно богатый, еще совсем почти нетронутый материал.
К этому искусству причастны были многие мастера-художники, мастера-скульпторы и архитекторы. Пино, Шлютер, К.Оснер, Растрелли, Шварц, Ч.Камерон, вот те имена иностранных художников, которые или чертежами своими, или непосредственным участием содействовали развитию резного художества в России. Позднее сюда должны быть причислены Казаков, Жилярди, Томон, Захаров, Григорьев, Бове, чьих папках чертежей попадаются нередко чертежи внутренних отделок и мебели. Конечно, подобные же рисунки исполнялись выучениками столичных мастеров шереметевскими крепостными архитекторами, занимавшимися отделкой дворца в Останкине, П.Аргуновым и Назаровым.
Дворец в усадьбе Н.П. Шереметева Останкино Московского уезда. Вид со стороны парка. Фото начала XX в.
Наиболее интересные образчики деревянной резьбы сосредоточены в Останкине в Итальянском павильоне. Здесь, в небольшой комнатке, врезающейся в залу, находятся действительные шедевры резного художества. Шесть панно, оригинально и изобретательно сочетающие перевитые лентами музыкальные инструменты, военную арматуру, атрибуты торговли и мореплавания, могут быть рассматриваемы как настоящие скульптурные натюрморты. Продуманность композиции, сочетаясь с тонкостью и тщательностью выполнения, например, скрипка со смычком, заставляют признать здесь руку выдающегося мастера, каким и был, вероятно, приглашенный для отделки дворца немецкий художник-резчик Споль. Этой позолоченной резьбе несколько уступают по тонкости панно в зале, где вертикальными полосами протянулись снова музыкальные инструменты, снопы, орудия сельского хозяйства, перевитые все теми же лентами в духе пасторального искусства конца XVIII века; золоченые сфинксы и грифоны по сторонам вазы в симметричной, геральдической композиции украшают наддверия в ряде комнат останкинского дворца они же повторяются в подножиях высоких деревянных канделябров, в наружной и внутренней лепнине дома, в росписях плафонов и обоев, свидетельствуя о том стилистическом единстве, которое повсеместно почти здесь выдержано. Створки дверей, разработанные фигурными филенками, обведенными горошинками, окрашенные в палевый, светло-зеленый, синий приглушенный цвет с белым и золотом, повторяя господствующую окраску комнаты, вносят в отделку впечатление пышности и нарядности. В России немного было усадебных дворцов, где с таким вкусом и пониманием были бы отделаны внутренние помещения. Только интерьеры голицынского Марьино, знаменитых Ляличей Завадовского, Хотени Строгановых, белого дома в Никольском-Урюпине могут быть поставлены на один уровень с Останкином. Орнаментальные мотивы отделки стен и дверей повторились в рамах простеночных зеркал, в типичных столиках-консолях с ножками в виде заостренных конусов, направленных к кубикам основания, консолях, раскрашенных в нежные цвета, отделанных розетками, поясами горошинок и выемками-ложбинками. Дерево в руках шереметевских резчиков превращалось в бронзу, в папье-маше, в мрамор. Позолоченные гирлянды цветов, выточенных из дерева, украшают пьедесталы серых египетских статуй, образующих наличники дверей в центральном зале, а также обвивают ветви канделябров; из дерева сделаны синие вазы, расцветающие золочеными ветвями подсвечников в концертном зале; в дереве выполнены каннелированные колонны Итальянского павильона и, наконец, многочисленные столы и треножники-курильницы, позолоченные под бронзу согласно воспроизводимым французским оригиналам. Внизу, в центре скрещивающихся диагоналей, скрепляющих ножки, помещены вазы с цветами, целые букеты, с изумительным мастерством исполненные деревянной резьбой. Некоторые предметы можно считать прямыми копиями французских оригиналов таковы кресла в стиле Louis XVI из картинной галереи и в особенности стулья концертного зала со спинками в виде лир, буквально повторяющие модели Трианона.