пером и акварелью чертежи в сопровождении краткого очерка, [исключенного при переиздании из] каталога.
Надо сделать какие-то усилия воображения, чтобы представить себе целый город, отстроенный в стиле ампир, где каждая подробность, каждая мелочь рождается из стилевой устремленности художника, не нуждаясь в истолковании при хитроумном разгадывании, как это приходилось делать всегда при всякой попытке, даже мысленной, восстановить старину. Трудно представить себе на основании чертежей Соляной городок Шо, с таким размахом скомпонованный Леду, или архитектурный наряд северной столицы в чертежах Томона, или, наконец, ампирную Москву Григорьева. Все эти дворцы, дома, особняки, церкви, монументы спаяны в единый организм стиля. Мастер строил много но теперь, растворившись в новом городе, в большинстве случаев совершенно исчезнувшие, эти сооружения живут только в чудесных чертежах-акварелях. Здание Опекунского совета на Солянке, дом Челноковых, усадьба Хрущевых на Пречистенке вот то немногое, что бесспорно принадлежит Григорьеву. Разрушен дворец великого князя Михаила Павловича, уступив место новому зданию лицея, не сохранился дом князя Грузинского и многие другие особняки послепожарной Москвы. Скромный труженик-архитектор, наделенный какой-то удивительной радостью творчества, сквозящей в его чертежах и рисунках, безвестный выходец из крепостного звания всегда скромно стушевывался рядом с [модными] иностранцами Жилярди и Бове. Он творчески перенял их он упорно нес вглубь годов свой чистый, кристаллически ясный ампирный стиль. В папках накапливались проекты церкви, фасады домов, планы, наброски орнаментов, тонкого рисунка отделки комнат, шкафов, кресел, даже надгробий. И надгробия эти [делают] почти бесспорным [нрзб.] авторство Григорьева в Ершове, Суханове, Усове, Кузьминках. Он создавал лицо города и окрестностей.
Пожар Москвы "способствовал ей много к украшенью" этот отзыв Грибоедова устами героя его комедии, разве не предопределил он чудесной строительной деятельности Бове, Жилярди и Григорьева.
Кораллово
Главный дом в усадьбе кн. Васильчиковых Кораллово Звенигородского уезда. Фото начала XX в.
Интерьер Кораллова. (Не сохранился). Фото начала XX в.
Кораллово последняя из усадеб, тянущихся к Звенигороду. Неподалеку проходит здесь старая дорога на Воскресенск. Это уже иной центр помещичье-дворянской культуры* (* Далее автор дает текст на отдельном листе до следующего раздела.).
Русская революция, разнуздав инстинкты примитивно и тупо мыслящей толпы, позволяет на основе разрушений и вандализмов построить целый психико-социальный этюд. Страсть к разрушениям на известной ступени развития есть, в сущности, не что иное, как творчество со знаком минус, так сказать, отрицательная величина творчества. Как во всяком творчестве, в нем наблюдается желание проявить себя, притом с наибольшим эффектом и по линии наименьшего сопротивления. Характерно то, что такое творчество не продиктовано соображениями материального характера. Разрушение ради разрушения соответствует идее искусства для искусства. Усилия, известная работа, на разрушение затрачиваемая, бывает нередко довольно значительной. Сотни безносых статуй в садах и парках результат метко пущенного камня или удара, наиболее эффектно и просто обезображивающего лицо. Колонный портик ломается обязательно снизу и тогда как подрезанные рушатся фронтоны и зигзагообразными разрывами падают колонны; совершенно так же любуется этим зрелищем его творец, как посетитель Русского Музея такой же картиной, запечатленной в "Последнем дне Помпеи" Брюллова. С мостов [нрзб.] летят в воду решетки и камни, верно, доставляя удовольствие эффектным всплеском потревоженной глади воды. Мосты разбираются в замке свода, и тогда рушатся навстречу друг другу части разомкнутой арки. Старые портреты издавна служат мишенью для выстрелов, так же как фотографии для упражнений булавкой, а зеркала для камней. Стремление к достижению эффекта всеми силами заставляет проявлять здесь известное изобретательство. В Ораниенбаумском дворце красногвардейцы на конях ездили по комнатам, разбивая знаменитый саксонский фарфоровый сервиз, в Зимнем дворце старинную посуду толкли в крошево прикладами ружей, в Лукине выбросили из склепа истлевшие останки баронов Боде. "Отрицательное творчество обросло хищничеством, величайшим
обогащением и [стремлением] рассчитаться с проклятым прошлым". И в результате слияния этих трех элементов, как в некоем химическом соединении, произошел тот взрыв, от которого запылали дворцы и дома с колоннами, рухнули церкви, загорелись [костры] с [нрзб.] книгами, старинной мебелью.
II
Рождествено
Должно быть, воспоминания о Павловске стояли перед глазами владельца, когда он проектировал свою усадьбу. И это неудивительно. Павловск, конечно, превосходно знал устроитель Рождествена, известный брадобрей императора Павла I, гр. И.П. Кутайсов.