«Все свободны, говорит великодушный г. В. Г., и художники, и критики, и публика». Так пусть и я воспользуюсь этой свободой и скажу всем поименованным критикам и толкователям временного искусства: вы наги! Прикройте наготу вашу или сидите дома, ибо без одежды выходить на публику стыдно Этими словами я только взываю к стыду гг. критиков, который все же, думается, должен у них быть.
Мюнхен. 8/21 апреля 1901 г.
Корреспонденция из Мюнхена
После блестящего начала и сравнительно быстрого успеха у наиболее художественной части публики выставки Сецессиона как-то вдруг поблекли. В каталогах по-прежнему стояли те же возбуждавшие живой интерес имена местных художников, а между тем казалось, что по стенам висят «те же», уже давно виденные вещи, только как бы полинявшие, вещи, исходная точка которых вследствие буквального повторения утеряла блеск свежего замысла, в которых темперамент заменился «приемом». Одним из отрадных исключений в этом случае являлся Ludwig Herterich, который, вопреки своему профессорству, с беспокойством, свойственным большею частью только молодому художнику, отворачивался от своего «успеха» и ставил себе постоянно новые задачи. В то же время Сецессион перестал искать и привлекать на свои выставки иностранцев (ведь ему в свое время был обязан Мюнхен «открытием» шотландцев, русских и скандинавов); в нем стал мало-помалу, из года в год, сильнее застаиваться чисто местный сецессионный воздух, воздух «новой академии».
Благодаря этому начавшемуся застою Мюнхен (die Kunststadt München) лишь в этом году в первый раз видит у себя Зулоагу. Организаторы выставки позаботились достать у Бременского художественного общества известный, кажется, всему свету портрет актрисы Консуэло (см. репродукцию в «Мире искусства». 1901. 8-9). В первый же раз мы видели в Мюнхене A de la Gandara, приславшего портрет президента парижского совета Escudier и «Спящую молодую женщину», вещи, отличающиеся спокойной величественностью и серьезностью рисунка и простой живописи. Сецессион дает нам случай видеть и несколько первоклассных французов: здесь есть «Бурный вечер» Menard'a, огромная «Процессия» Cottet, построенная на противоположении целого хора ярких красочных пятен (фигуры в бретонских костюмах, хоругви на солнце) к спокойно обобщенной тени, в которой потонули группы фигур по бокам и весь пейзаж сзади; хороший Blanche, чудесная небольшая вещь Aman-Jean (светлая дама с черным веером) и 12 скучных картонов (рисунки для госпитальной капеллы в Берке) Besnard'a. Из англичан мы встречаем прежних постоянных участников Мюнхенского Сецессиона: Austen Brown'a, Brangwyn'a, Greitfenhagen'a, Lavery, Neven du Mont, Alex, Roche и т.д., в заключение с обангличанившимся Sauter'ом, который на этот раз не внес в свой «утренний разговор» уже ни одной краски, кроме серовато-белой и черной, чем и обеспечил себе безусловную гармонию. Кроме нескольких малозначительных итальянцев и, кажется, одного венгерца, Сецессион получил несколько вещей из различных немецких городов. Hans Thoma прислал свое «Стадо коз» (см. репродукцию в «Мире искусства». 1901. 8-9) и свой тихо поэтичный «Летний пейзаж», писанный еще в 72 г., вещи, к которым так хорошо подходит немецкое слово «echt» . Из берлинских сецессионистов, поддерживающих сухо-официальную связь с Мюнхеном, мы видели две хороших вещи Leistikow и не очень плохого L. v. Hoffman'a.
Что касается самого Мюнхена, то нужно прежде всего отметить молодого художника Lichtenberger'a, выставляющегося только второй раз.
Его редкая любовь к «живописи» попала на благодарную почву удивительно тонкого чувства меры и ясного понимания смысла красочного пятна. Его intérieur'ы, чистые образцы интимной живописи, источник наслаждения для настоящего гастронома краски. Из молодых же очень интересен Exter, который оставил свой стиль «Jugend» и обратился больше к живописной стороне. Franz Stuck дал кроме обычных за последние годы «продажных» голов и портретов большой двойной
портрет: сам он стоит в своей мастерской перед большим, еще нетронутым холстом и как бы готовится писать стоящую перед ним жену. Uhde, Habermann, Samberger, Kaiser, Becker, Keller-Reietlingen и из более молодых Schramm, Jank, Winternitz не изменились ни на волос. Думается, что они могут теперь писать и с завязанными глазами.
В последнее время (особенно в последние полтора-два года), в среде Künstler-Genossenschaft пошли недоразумения и раздоры, главным образом, вследствие неправильных действий и небрежности жюри. Многие даже старые члены-профессора вышли из состава общества и пробуют пристроиться со всеми своими горными видами, оленями и тирольцами в молодые общества и в случае неудачи (более чем частой) выставляют в художественных магазинах. Вместо Lenbach'a на президентское кресло посажен «известный маринист» Petersen. Однако все эти внутренние переустройства ничем не отразились на внешнем виде выставки самой Künstler-Genossenschaft.