Беспокойное Наследство. Надежда умирает последней
Пролог.
Я стояла напротив статуи, неприязненно изучая мраморные черты, и невольно возвращалась своими воспоминаниями к тому, с чего всё началось. Что стоило мне в тот трижды проклятый день отказаться от наследства в пользу брата?! Тогда все были бы живы, а я сама сидела бы сейчас на подоконнике съёмной квартиры и пила чай, а не стояла возле нагоняющей жуть статуи, отсчитывая время до полуночи и понимая, что рассвета, скорее всего, не дождусь. Единственное, что меня хоть как-то подбадривало и в то же время нагнетало вполне объяснимую тоску, уверенность, что никто больше не умрёт, потому что Надежда умирает последней.
Странно для человека всегда так отчаянно цеплявшегося за жизнь, я, осознав близость смерти, ничуть не испугалась. В душе была только тоска и сожаление. Тоска о том, что уже никогда со мной не случится. И сожаление, что я так и не сказала ему о своей любви. Но это уже всё несущественно. Главное он будет жить это справедливо и правильно.
Туман поднимался выше. Он вихрился вокруг меня, то и дело, изменяя очертания, и придавал тьме вокруг пикантный привкус обречённости. Где-то в глубине парка ухнула сова, добавляя жути, хрустнула ветка, а старинные часы на центральной башенке поместья громко перещёлкнули стрелки. Всего на миг старый парк накрыло первозданной тишиной.
Вдруг тьму и безмолвие пронзил первый колокольный перезвон. Как только раньше я не замечала, насколько жутко это звучит.
За первым ударом последовал второй, третий и так ровно тринадцать раз. Своеобразное чувство юмора было у создателя этих часов. В полдень они звонили двенадцать раз, а в полночь тринадцать.
Стоило только затихнуть последнему удару, как вместе с лёгким дуновением ветерка до меня достиг едва уловимый шорох шагов. Со стороны поместья кто-то не торопясь шёл в мою сторону. Шаги были неспешны, слишком неспешны для праздно прогуливающегося человека, а вот для того, кто желал, чтобы я прочувствовала весь ужас и безысходность своего положения самое оно. Прошла без малого пара минут, прежде чем шаги стихли прямо за моей спиной. Вот и всё.
Глава 1.
Покупая лотерейные билеты, я не выигрываю даже копеечного приза, наоборот, обязательно после покупки потеряю какой-то ценный предмет, у меня украдут кошелёк или разобью коробку с только что купленными яйцами, да так, что все вдребезги. Найти на дороге даже десять копеек мне ещё ни разу не удавалось, но здесь всё можно списать на мою невнимательность или плохое зрение. Спеша на важную встречу, я обязательно опоздаю не менее чем на пятнадцать минут, даже если до места назначения ехать всего десять, а выхожу я за два часа до назначенного времени.
О, Боже, что со мною только не приключалось!? Однажды, спеша на собеседование я опоздала на час, потому что пять автобусов сломались на протяжении всего пути до нужного мне офиса. Автобусы «дохли», как тараканы от дихлофоса, кто,
провезя меня сто метров, кто, доставив до следующей остановки, а один заглох сразу же, как только я в него вошла. Но это не всё! Пока бежала от остановки до офисного центра, я стёрла в кровь левую ногу, а каблук на правой ноге сломался, застряв в эскалаторе, отчего всем посетителям и работникам пришлось добираться до следующего этажа по лестнице. Разумеется, после всего вышеперечисленного, очень выгодной вакансии мне было не видать, как собственных ушей. Вот такие дела.
Порой мне кажется, что моя мать, нося меня под сердцем, поплевала в какой-нибудь святой источник или станцевала на чье-то могиле, заполучив проклятье не на себя, а почему-то на меня, от чего все невзгоды и неудачи мира стали моими хорошими друзьями. Но этого я уже никогда не узнаю. Дело в том, что моя мать сбросила меня на свою родную старшую сестру, когда мне не было ещё и трёх лет. Тётка и дядя сбагрили меня бабушке, когда мне сравнялось семь. Бабушка передарила меня прабабушке в мои неполные четырнадцать. А когда мне исполнилось восемнадцать, прабабушка умерла, завещав свою крохотную однокомнатную квартиру другой правнучке, которая в свою очередь очень тактично предложила мне освободить помещение и валить в общагу при университете, куда я, несмотря на усердие в учёбе, едва-едва смогла поступить на бюджет. И то поступила только благодаря тому, что являлась сиротой, и отказать в месте у приёмной комиссии не было основания. Где сгинула моя мать для меня остаётся загадкой. Кто был мой отец, я не знала до сегодняшнего дня. Сегодня в самый разгар буднего дня на мой рабочий номер позвонили, и очень красивый мужской голос с сексуальной хрипотцой спросил:
-Надежда Вильгельмовна Таращук?
Да-а-а, моя мамуля была большой оригиналкой, когда придумывала отчество своему единственному чаду. Как же я ей была «благодарна» за насмешки, сопровождающие меня всю учёбу в школе и университете, за недоумённые взгляды предполагаемых работодателей и смешки родни. Нет, чтобы дать ребёнку отчество Ивановна или Петровна при такой-то фамилии и имени, но, похоже, мамаша придерживалась иной точки зрения.
-Слушаю, - хмуро пробубнила я, догадавшись уже, что звонит, скорее всего, не очередной недовольный клиент нашего богом забытого лингвистического центра.