«Ты вылитая мартышка, когда так делаешь!» прозвучал в голове мамин смех.
«Не сутулься, Рен! Покажи свое милое личико. Не знаю, в кого ты такая, но прятать его совершенно незачем».
Когда старик прошел мимо, я закрыла глаза, и в темноте всплыло лицо матери. Ее правда: она не была хорошенькой. Она смахивала на жердь даже до того, как подсела на иглу; у нее никогда не было ни круглых щек, ни пухлых губ, за которые другие женщины удостаивались оценивающих взглядов.
На перекрестке я посмотрела налево. Люди обгоняли меня, спеша, очевидно, по домам. Сзади из-за угла появились два офицера с оружием наготове.
Я метнулась к другой стороне кирпичного здания и оглянулась: патрульные внимательно осматривали улицу.
Рука машинально потянулась проверить, правильно ли сидит шлем, но коснулась только волос.
«Ну конечно. Я же оставила его Каллуму».
Один меткий выстрел и ему придется ждать меня вечность.
Надо было сказать, чтобы уходил без меня, если не вернусь. Может быть, и послушался бы.
Я сделала глубокий вдох, пытаясь заглушить странный трепет в груди. Итак, я осталась без шлема, но все же была сильнее и быстрее этих людей. Я могла справиться с ними до того, как прозвучат выстрелы.
При звуке шагов рядом я снова запаслась воздухом, повернулась и напоролась на взгляд какой-то женщины. Она округлила рот, попятилась, и я на секунду испугалась: вдруг закричит?
Но она, разумеется, закричала.
Я побежала за угол, выждав ровно столько, сколько понадобилось офицерам, чтобы увидеть, куда я направилась. Женщина скрылась, едва они пустились в погоню.
Как только они свернули, я прыгнула, целясь ногой в шею того, что был пониже ростом. Второй вскинул пистолет, и я дважды врезала ему по лицу, не успел он спустить курок. С утробным стоном он повалился на землю подле своего напарника.
Я нагнулась к его шее, но он в ужасе поднял руки и бешено замотал головой.
Помедлив, я взглянула на второго офицера, который встал на колени и хрипел. Убить их было легко. Готовность сдаться ничего не значила. Я снова потянулась к его горлу, но остановилась, когда он зажмурился и отвернул голову. В его покорной позе было что-то неправильное.
Я расстегнула ремешок и сорвала с офицера шлем. Сунула его под мышку и подобрала с земли пистолеты.
Пожалуйста, произнес он тихо.
Я посуровела и выпрямилась, заталкивая оружие за пояс.
Рубашку снимай.
Он дико посмотрел на меня, но расстегнул свою черную рубашку и протянул ее мне. Не спуская с них глаз, я начала медленно отступать, но ни один не тронулся с места, чтобы пойти за мной.
Я пожалела о своем решении сразу, как только скрылась за домом и пустилась бежать. Надо было убить обоих. Должно быть, уже схватились за коммуникаторы и сообщают другим мое точное местонахождение.
Пробежав еще квартал, я присела у стены и прислушалась, нет ли погони.
Тишина. Мертвая, если на то пошло, так как люди позапирались в домах.
Я выпрямилась и повела носом, выискивая еще кое-что прежде, чем вернуться к Каллуму.
Пищу.
Мне не хотелось рисковать и возвращаться к центральным магазинам. Лучше, наверное, поживиться в каком-нибудь доме.
Я приложила ухо к соседней стене, но там звучали голоса. Я пересекла лужайку и проверила следующий дом, затем еще один в поисках тишины.
В четвертом доме царило безмолвие. Я обошла его сзади и прислушалась снова: ничего. Я принялась дергать заднюю дверь, пока не сломала замок. В крохотной кухне было пусто, но на деревянной стойке лежала буханка хлеба. Я схватила ее и проверила холодильник, но мяса не нашла. Этого следовало ожидать. Большинство жителей Розы считали его непозволительной роскошью.
Что-то ищешь?
Я подпрыгнула, захлопнула дверь и навела ствол на возникшую передо мной молодую женщину. Та спокойно выдержала мой взгляд, когда я попятилась к выходу.
Не ори, сказала я. Вот это возьму и уйду.
Я прижала хлеб к груди.
Она вскинула руки:
Я не ору. Но
Я подала ей знак замолчать, так как снаружи донеслись крики и топот ног. Офицеры отдавали друг другу команды, и я стиснула пистолет, выискивая в лице женщины повод схватить ее за горло и задушить вопль.
Она лишь смотрела на меня.
Голоса стихли, я выглянула за дверь и увидела, что преследователи разбежались в разные стороны. Я повернулась
к женщине и спросила:
Ты сможешь промолчать несколько минут?
А ты оставишь полбуханки? Ребенок придет из школы голодный. Больше ничего нет ты, наверно, заметила.
Я опустила ствол, чувствуя себя неуютно под ее взглядом. Люди всегда избегали смотреть мне прямо в лицо, а ее светлые глаза не отпускали меня ни на секунду.
Угрызения совести были худшим из чувств, какие я знала. Вздохнув, я положила буханку на стойку. Я была бы сама не своя, если бы вернулась из школы и не нашла хлеб. Впрочем, в детстве я сходила с ума по любой пище.
Женщина вынула из буфета нож и задержала над хлебом, пока я не помотала головой.
Ладно, проехали, сказала я, распахивая дверь. Замок почини, я его сломала.
Она снова уставилась на меня, лицо было непроницаемо. Ни страха, ни враждебности вообще ничего. Она просто смотрела.
Я повернулась, чтобы уйти, и сунула пистолет за пояс.