Перед обедом пришел Галка к Анне Ефимовне и сказал ей:
Вишь ты, Анна Ефимовна, матушка, не иначе, как нечистый его уволочь норовил, да, видно, встречу кто попался, он и кинул.
Чего зря болтаешь, Галка. Какой нечистый? Ведомо,
холопы, не взлюбили, видно, немчина.
Каки холопы, государыня? Вишь, непокойный тот немчин. Залез куда не надобно. Подцерковье, слышь, поглядеть норовил. Сказывает, после вечерен притаился в соборе и фонарь, вишь, забрал. Как сторож ушел, он и стал ходу искать. Ну, в притворе и увидал дыру. А под ей ступени, а там ход. Пошел и пошел. Страху у их, у немчинов, нету. Далеко, сказывает, зашел. И вдруг ровно кто человечьим голосом говорит да стонет, да будто железо брякает. Ему б скорей взад, уж видно нечисто дело. А ему, вишь, неймется. Он дале. А тут, сказывает, сзади быдто загремело что, затопало, ровно нагоняет его кто, да как налетит со спины, да по голове его. А боле и не помнит ничего. Очнулся уж на берегу под утро.
Да правду ли он молвит, Галка? Может, выпивши был, попритчилось ему.
Не пьет, государыня. Попробовал было нашего вина плюется. Сказывает, у их пиво больно хорошо. У нас-де такого нету.
Надо бы сторожа церковного поспрошать, сказала Анна.
Приходил сторож, государыня. Сказывает, посля вечерен запер собор, так и не заглядывал до утра. Сказывает, нипочем-де в подцерковье не пойдет. Нечистый-де там озорует. Человечьим голосом кричит. Да ништо, Анна Ефимовна, получше мастеру. Голова-то не проломлена, лекарь сказывает. Кожа лишь во многих местах до кости разодрана. Ох, государыня, не иначе как нечистый когтями его уцепил, да и поволок.
Ну, мотри, Галка, вели за варничными приглядывать. Не будет ли похваляться кто в кружале, что мастера поучили. Да скажи, коли наново что с немчином приключится. Даниле Иванычу скажу. Он их всех перепороть велит. Тот Дергун сильно ему надобен.
Орёлка бунтовщик
Ну, да ладно, и иной тоже путь есть, говорил Данила, прознал я. По Вишере. Отсюда с Соли нам тем путем и сподручней. Я уж и наладил там кой-чего. Холопы там есть старые, что при деде еще служили, велел я им вогуличей разыскать, с коими дед торг вел. Ноне же пошлю Федьку в Вологду обменного товара закупить. К ледоставу он оборотится, а я по первопутку с тем товаром на Пермь и съеду да и наменяю у вогуличей пушнины. А тем временем батюшка воротится. Не иначе как и он тож пушнины навезет. Вот мы всю ту пушнину и сплавим в Вологду заморским купцам. Вот кабы им и соль продать весь бы долг Шорину выплатили. А, матушка? Ну, а с варницами тут как?
Анна рассказала Даниле, что тут мастер без него надумал.
Данила, как услышал, вскочил и по горнице козлом запрыгал, забыл, что и хозяином стал. А потом кинулся Анну обнимать.
Да неужли правда, матушка? закричал он. Вовсе без горечи? Ох, как бы так! Ну, и молодец мастер! Тотчас побегу туда.
Данила, как был, не переодевшись, выскочил во двор и побежал. К бабке поздороваться не зашел. А мастер и сам к нему навстречу идет. Данила тут же у ворот сел на завалинке и велел мастеру все по порядку рассказать, как у него работа идет.
Развеселился как мальчишка Данила, слушая мастера, по плечу его хлопал. Тот даже улыбаться начал. Очень уж обрадовался Данила, что удалось все, как ему хотелось.
Ну, Ваня, разодолжил ты меня, сказал он, когда кончил голландец: чего хошь проси, все тебе дам. Хошь соболей одинцов на ворот и на шапку и шубу песцовую? Аль невесте убор жемчужный? Невеста-то есть у тебя, что ль?
Есть в Гаага, сказал голландец и ухмыльнулся.
Ну, вот гагаре своей и пошлешь, сказал Данила.
Он подумал, что мастер назвал так свою невесту, вроде как у нас голубкой называют. Не знал он, что Гаага город.
А тотчас, прибавил он, веди меня в варницы. Хочу поглядеть, как по-новому соль варится.
Нэ варит тот день, сказал мастер.
He варится тотчас соль? переспросил Данила. А с чего?
Вечор день вариль.
Ну? Вечор варилась. А нонче чего ж нет?
Мастер начал объяснять Даниле, что по-новому стало работникам вдвое больше работы. Прежде варя скорей кончалась. Утром начнут, а к ночи конец, а теперь до другого утра, и работать больше приходится. То-и-дело наливать да вычерпывать, да опять наливать. Руки не просыхают. Полные сутки в работе. С вечера до вечера.
Hy? сказал Данила. Ночь переспит, а день-то почто ж гулять? Не, Ваня. Так соли мене наваришь. То нам убыток. Сам рассуди. Оно, правда, коли соль лучше стала, нам за ее боле
дадут. А как мы мене выпарим, так одно на одно и выйдет. Пущай, как ране, работают. Ништо, привышные. То, може, у вас так, за морем жидкий народ. Наши выдюжат. Велю им поне с приезда вина ведро поставить, а с того дня и починай, как ране.
Голландец покачал головой, но спорить не стал не его дело. Пускай сами работники говорят.
В тот же день Данила стал снаряжать Федьку в Вологду за обменным товаром. Взял с повети еще тысячу рублей Галка уж и спорить перестал, хотя там из трех тысяч осталось всего семьсот рублей. Анна Ефимовна подумала было рассказать Даниле, какой она слышала разговор у Ивана с Лободой, но потом отдумала. Нехорошо сыну про отца наушничать. Данила, правда, мало говорил с ней теперь, у него свои заботы не переводились. И опять с варницами.