Да полста будет, Иван Максимыч.
Завтра ж сбирай холопов, полсотни тож аль еще с десяток прихвати. Чем свет в Устюг с ими пойдешь. Пущай на плечах волокут коробья.
Иван Максимыч, ослобони! Через силу на Соль сволокся. Ноги ободрал, не осилить.
Да как ты смеешь, худой смерд, хозяину так молвить! Я те ходу дам! Живо побежишь, до самого Устюга.
Эй, Юшка, Пронька! крикнул Иван Максимович и хлопнул в ладоши. Живо козлы во двор! Всыпь Мелехе полста кнутом. Да, мотри, Пронька, не норови Мелехе, не то сам попробуешь.
Помилуй, Иван Максимыч! вопил Мелеха, хватая хозяина за полу кафтана. Умилосердись! Мало не помер в пути. Ноженьки не идут вовсе.
Ладно пойдут, как всыплют горячих, сказал Иван. С силой стряхнул с себя Мелеху и вошел в сени.
Ключник послал по чуланам и холопским избам сгонять дворовых, что помоложе да посильней.
Когда Иван Максимович встал, перед крыльцом в грязи уже топталась толпа челяди. Мелеха чуть живой стоял впереди. Зубы у него стучали, хоть на дворе было не очень холодно.
Иван Максимович и не поглядел на него.
С богом, робята, сказал он, до Устюга рукой подать. Живо отмахаете. Коли ране полой воды возворотитесь, по алтыну всем велю выдать. Мотри, коробья не подмочить. На талый снег ставить не моги! Коли пищали мне сгубите, всех перепорю. Шкуру спущу! Памятуйте.
Холопы поклонились в пояс и побрели за ворота. Мелехина жена шла за ним, утирая рукавом слезы.
Холопы
Гуляй стоит на крыльце, хлопает в ладоши, а казаки скачут без седла, гикают, на все скаку вскакивают ногами на спину коня. А лошади только фыркают и встряхивают головой. Слушаются казаков, как ягнята. Строгановские холопы только рты разевали. Они и сами не плохо ездили. Осенью и весной иначе, как верхом, никак и не проедешь. Поневоле привыкали. А такой езды они и не видывали.
Иван Максимович велел Галке отобрать из холопов сотню и отдал их под начало Гуляя вместе с казаками. Гуляй тоже не пил теперь. Ходил по двору в шапке набекрень, веселый. Только как девка выбежит, он глаза страшные делал. Данила так и ходил за ним. Все пробовал дознаться у него, куда они с отцом собираются. Но Гуляй только усмехался и говорил:
Батьку своего пытай, я и сам не ведаю.
А Иван Максимович тоже отмалчивался.
Раз Данила не вытерпел, подошел к отцу и прямо спросил:
А когда ж поедем мы, батюшка?
Ты что ж гадаешь, с собой тебя возьму? засмеялся Иван. А дом да промысел на кого ж кинуть? На Анну? Не гоже бабе. Она, ведаю, охотилась бы, да я не желаю. Ты хозяином полным станешь. И Галке и приказчикам всем накажу тебя слухать. Ты все, как при мне, блюди. Матку почитай, а в делах своим умом ладь. Не робенок. Да дури, мотри, никакой чтоб не было. Ворочусь, на Москву поедем, невесту тебе высватаю. А покуда на девок не пялься, будет время.
Да я, батюшка
Ну-ну, ладно, не в укор я.
А ты разве надолго, батюшка?
Да уж ближе Успеньева дня не ждите. А, может, и позднее. По воде ворочусь, до заморозков дома буду.
Далеко собрался, знать, батюшка.
Не ближний путь. Да ты уши-то не развешивай. Кабы надобно тебе знать, сам бы сказал.
Не твоя забота. Эх, Мелеха не ворочается. Ехать пора. Вишь, Вычегда набухла. Ночью взмоет лед безотменно.
Иван велел осмотреть три больших струга и десяток плоскодонных кочек. Приготовили все, только за Мелехой остановка. А Мелеха все не возвращался. Иван час от часу злей становился. Все люди притихли, норовили на глаза хозяину не попадаться.
Льда и помина не было, когда раз в обед заскрипели ворота, и один за одним стали входить холопы. У всех за плечами были привязаны коробьи. А самые большие ящики тащили на палках подвое. Люди еле ноги волокли. В грязи по пояс. На ком сапоги были, и те расползлись. А от лаптей не осталось и лычка. Шли все босые. Потянулись гуськом к крыльцу, идут ни живы, ни мертвы, не поднимают глаз от земли, из сил выбились, а знают, не помилует хозяин, опоздали. Иван Максимович садился за стол. Только успел лоб перекрестить, как вошел ключник и сказал:
С Устюга люди наши пришли, Иван Максимыч.
С кладью? спросил Иван.
Отпихнул ногой скамью, вскочил и пошел из горницы, стуча сапогами. Жилы у него на лбу вздулись, кулаки сжал, но молчал, точно злобу в себе копил.
Примолкли все. Марица Михайловна даже закрестилась. Фомушка на пол сел со страха. Данила посмотрел на мать. Анна ему кивнула, он встал и пошел за отцом.
Иван вышел на крыльцо, поглядел на холопов все стояли, понурившись. Коробья составили на землю перед крыльцом.
Где Мелеха? сказал Иван не громко. А только от его голоса точно оборвалось что-то у всех внутри.
Ни один холоп не мог слова вымолвить.
Оглохли? спросил Иван погромче. Ну ты, Климка, сказал он переднему, сказывай, где Мелеха? Схоронился пес, аль убег?
Помер Мелеха, ответил Климка застуженным голосом. До Устюга не добрел. Трясавица схватила. Вдвоих волокли. Мало не доходя и помер.
Иван помолчал.
А с товаром как? спросил он погодя.
То и задержка вышла. В Устюг мы его приволокли, Мелеху, на подворье на наше. А там по Устюгу гул пошел: «Строгановские-де холопы мертвое тело приволокли». От воеводы подьячий пришел.