Неужли отдаст Иван?
Дает. Лишь бы тотчас казну Шорин выдал. Ныне же Василий Степаныч посчитать сулил, есть ли, нет ли казна. Да ведомо есть. Шибко расторговались Шорины. За нами, вишь, тянутся. Земли норовят поболе к рукам прибрать.
А чего ж невесел Шорин шел? Я гадала не по его вышло.
То так лишь. Цену набивает. А то ему в самый раз. Гадает, видно, не поплатится батюшка нипочем. Вот земли-то по Чусовой и отойдут к ему.
Никак тому быть не можно! крикнула Анна сердито. Раззор то нам, да и сором.
А тут с крыльца вошел Иван и крикнул:
Ты чего тут у светлицы топчешься? От баб ни на шаг. А туда же своя голова на плечах! Подь со мной. Надобен мне.
Данила пошел за отцом. Анна ногой даже топнула. На нее и не взглянул Иван.
Так ничего и не сказал Иван Анне Ефимовне, на что он столько денег у Шорина занимает. Немало времени прошло, покуда все уладилось. Десять тысяч занять не шутка.
Целый месяц прожил на Соли Шорин, То Иван Максимович в нему ходил, то Шорин к Строгановым. Наконец, шепнул матери Данила, покончили дело с Шориным. Уговорную запись Галка написал, что выдает Шорин Ивану десять тысяч, а тот ему все земли по Чусовой реке передает. И чтоб Шорин теми землями два года владел, и с варниц, что там настроены, соль продавали и пушнину у вогуличей выменивал. Строгановым в то не вступаться. А через два года на Благовещенье должен Иван ему те десять тысяч вернуть. А коли не вернет, земли те за ним, за Шориным останутся. И Данила тоже подписал ту уговорную запись. Коли отец ране помрет, он повинен платиться.
Руками побились, грамоты подписали, целых две. Одна у Строгановых в соборе Благовещенском будет храниться, в другую Шорин с собой увезет. Шорин и казну привез. Три коробья денег. В поветь заперли под повалушей. Галка принимал коробья. Целый день пересчитывал деньги мешок за мешком. Он же и расписку дал.
Иван Максимович сразу повеселел,
как привезли в дом казну. Заторопился снаряжать Мелеху в Москву. Государю послал три тысячи, и в грамоте Галка написал, чтоб не гневался государь на малом даре. По осени Иван Максимович сулил много больше послать. Данилка рассказал про то матери и сам дивился, откуда отец думает к осени раздобыть казны. Мелехе Иван Максимович дал короб казны для государя, и еще полкороба, а на что Даниле не говорил. И Галка молчал, хоть и знал наверно.
Когда уезжал Мелеха, Иван Максимович ему строго приказывал вернуться по зимнему пути. Анна Ефимовна довольна была. Совсем пить бросил Иван Максимович, на посад больше не ходил. А самое первое делом занялся: стал проверять дворовых холопов. Много их было у Строгановых. Еще Максим Яковлевич завел, чтоб было кому защищать, если нападут на Соль поляки или казаки. И оружейный двор свой был у Строгановых, холопы учились стрелять из пищалей, из самопалов. Теперь войны больше не было, Анну Ефимовну давно досада брала, что надобно столько дармоедов кормить.
«Может, земли им поверстают, думала она, да на пахоту посадят. Говорила я ему тот раз, как в деревню мы ездили. Хозяином становится Иван, бог даст, за ум возьмется и промысел наладит».
Раз под вечер Анна Ефимовна вышла на крыльцо, Иван в тулупе на завалинке сидит, и Данила рядом с ним. Перед ними холопы толпятся, а Галка со свитком запись ведет.
«Сразу видно хозяина», подумала Анна.
Вдруг издали бубенчики зазвенели, ближе, ближе. Кому бы быть? От посада не с Москвы, стало быть с пермской стороны. Не Андрей ли Семеныч? Нет, к ним заворачивают, в ворота. Кто ж такой? Шапка баранья господи! Казак тот Лобода!
«Вот нанесло окаянного, подумала Анна. Только лишь одумываться стал Иван, вновь смущать будет, питух непутевый».
Анна Ефимовна с досады ушла к себе в опочивальню и огня не зажгла. Легла на лавку, так в темноте и лежала.
Недолго спустя вошел в переднюю горницу Иван с гостем. Гостя усадил на лавку, а сам прошел через горницу и заглянул в опочивальню. Анну он в темноте и не заметил. А ей не хотелось голоса подать. Велит еще Иван выйти да потчевать гостя.
Нет никого, сказал Иван. Заждался я тебя, Лобода. Терпенья не стало. Выкладывай где побывал, чего повидал?
Ну, Иванка, отвечал Лобода. Верно ты сказал. Край конца нет. Хоть три года скачи.
А посадов много? спросил Иван.
Какие там посады. Прямо степь, как у нас на Дону, снег один. А лисиц, а лосей, а оленей! Руками бери. Богатый край, видать. Зима ведь, снег один. А летом-то! Луга, надо быть, То-то благодать! И жилья мало. Дале-то одна самоядь, почитай. Стада, видно, у них несчитанные. А ехать летом надобно, смерзнешь зимой. Водой все по Вычегде, а там по Пижме, по Печоре и по Усе, до самого Каменя . Разузнал я, верных людей спрашивал. Дорога прямая. Реки-то большие, кое-где только волоком.
Слышит Анна Иван заходил по горнице.
Ну, Лобода, коли так, и гадать нечего. Мелеху я на Москву послал за военным запасом, пищалей чтоб купил заморских, самопалов, копий. И велел ему на Москве да в Вологде казаков нанять не мене полсотни. Тут у нас своих холопов наберем сотню. Ты их тотчас учить начинай. Лошадей своих тоже наберем. Как Вычегда пройдет, в тот же час в путь тронемся. За лето весь тот край повоюем. А! Чуешь? Тот край, чай, не мене Сибири. А самоядь ту неужли не повоевать нам? Самоядь? крикнул Лобода. Да ты дай мне десяток казаков, пищалей заморских, а сам дома сиди. Всех их тебе повоюю. Вот как!