Тьфу, и эта туда же. Помешались на обучении: грамота, грамота На одну грамоту машину не купишь. Что там вкалывать, что туг. Тут хоть голова не болит, свое. Свиньи дело верное. С размахом надо. Счас замасленный тракторист больше директора получает, а ответственности никакой. На шофера Ванька выучится, всего натащит в дом, никого просить не будет. Да где ж его черти носят
Дубняк снова выдернул из кучи застрявшие вилы, окликнул:
Дарья!
Жена вышла. Полная, флегматичная, грудастая, широкая в бедрах, стала в дверях, выжидающе вскинула красивые глаза.
Дубняк залюбовался. На миг представил ее давнюю, молодую. Вот так выйдет на оклик, тонкая, стройная, вскинет голову сверкнет черными глазами, аж сердце зайдется. Для нее и старался. Красивая. А ныне сдала. Постарела быстро. Морщинки сетью под глазами виснут, а достоинства не потеряла. Гордая, гордая, а примирилась.
Появится Ванька, сразу сюда его! Кой-чего накажу! Завтра с экспедитором в командировку еду.
Дом Дубняков стоял на отшибе, с краю поселка, ближе к речке. Добротный, бревенчатый. Крыша под жестью, крашенная зеленью. Не сразу и заметишь за черемухой в летнюю пору. Лишь окна с резьбой узорчатой просматриваются.
Теплеет. Весна налила почки и снег слизнула.
«Приеду поди, и листья распустятся», подумал Дубняк и нехотя оторвался от дома.
Потопал по улице мимо неказистого домишка Светловых.
«Вот еще тоже голь перекатная. Просил кой-чего помочь, отплатил бы, а они с гонором, от поросенка отказались. Учительница. Она, поди, Ивана нашего и настраивает. А не поймет того, что яблоко от яблони недалеко падает. Вкус мяса Ванька попробовал. Не перейдет на сухари».
Дубняк еще раз оглянулся на свой дом.
«Молчит Аза, не брешет. Старая. Бывало, лаем закатывалась, лишь соберусь к выходу. Ныне дрыхнет в будке. Менять пора. Вон животище раздуло. Ценная».
Когда Дубняк вернулся из командировки, щенки уже глазели, хотя неосмысленно.
Пап, оставь, просил сын, они ведь уже смотрят.
Подумаешь, прозрели! Какая разница, когда их топить? Подохнут, и все тут.
Ты ж обещал.
Обещал, но другого выводка. Спарую с хорошим псом, тогда и оставлю. А сейчас на кой? И одна жрет за свинью, не менее.
Ну па-а!
И не проси! Выкину, сердясь, отвечал Дубняк десятилетнему сыну. Подумаешь, собака Еще будут.
Ваня насупился и замолчал. Круглые щеки порозовели, а на глазах выступили светлые капельки слез.
Ну чиво сопли пускаешь? Большой уже, а без понятия. К чему нам столько? Айда на озеро! Поглядишь, как тонуть будут.
Сам говорил, топить надо, пока слепые Жалко
«Говорил», «говорил»! Всех не пережалеешь. Айда!
Дубняк взвалил мешок со щенками на спину, подумал: «Хлопнуть бы их о землю, чтоб не пищали, да мешка жалко, закровенят».
Пшла! оттолкнул он забеспокоившуюся суку. Пшла, дохлятина! Тож, поди, плачешь. Глаза заблестели Пшла вон!
Сутулый, тяжелый Дубняк твердо ставил большой кирзовый сапог на мягкую тундровую зелень. Ваня нехотя плелся сзади, ступая след в след на примятую отцом траву.
«Почему все так получается? думал он растерянно. Зачем кого-то убивать? Звери грызут друг друга, большая рыба ест маленькую У Светловых вчера кобчик голубя унес. А наши Борька с Машкой живут, а ведь тоже на мясо. Отец говорит, что пудов на пять уже тянут. К осени забьет. Видно, так надо. Борька хороший, ласковый. Чуть почешешь, сразу ложится и хрю-хрю А забьет. Машку оставит. Поросная. Кур вон скоко, и яйца несут, а чуть что, раз и головы нету. Их почему-то не жалко, а собаку Собака друг человека, говорит учительница».
Ваня задумался и не заметил, как дошли до озера. Небольшое, оно синей тарелкой лежало в травах, и белые кучевые облака проплывали по его зеркальной глади. Озеро было холодным, ключевым, и в нем никто никогда не купался.
Дубняк стоял у обрывистой кромки и тупо смотрел
в ледяную глубину водоема.
Пап! Ты как топить будешь, прямо в мешке?
Скажешь тоже, в мешке. Этак мешков не напасешься. Не фабрика дома.
Они же совхозные
Цыц! Дубняк воровато оглянулся. Покупать, что ль? Вон ты еще мал, да мать не работает. Нахлебники.
Она ж по хозяйству, сам говорил.
Мало что говорил. Не суй носа! Держи мешок! Вона расползлись, Дубняк поднял щенков. Хе-хе, сучонка. С кем набегана, не понять И э-эх! Плыви!
Темный комочек полетел и плюхнулся в воду, только круги пошли, к берегам расширяясь.
Давай другого! Э-эх! Царство ему небесное.
Почему небесное, пап? Ведь ты же в воду кидаешь.
Густые черные брови Дубняка сдвинулись к переносице, массивная челюсть отвисла, на узком лбу волнами взбугрились морщины. Он выпученными глазами посмотрел на сына, будто только сейчас заметил, что он стоит рядом и держит последнего щенка.
Эк размазня! Кидай сам!.. Насупился уж. Хозяйствовать учись! А то будет, как у Светловых, в кармане вошь на аркане.
Так они скоро в новый дом перейдут.
Это ее шалопаи тебе наговорили. Тут хоть кур держат, а там и того не будет. За этими-то не следят. Вчера опять в нашем огороде пришиб. Не вздумай рассказывать!
Ваня молчал, низко опустив голову.
Дубняк взял у него щенка, поднял в руке, придирчиво осмотрел: