Наутро пошел проверить. Добрался до тропы. На подходе к месту, где должна стоять петля, Найда вдруг ощетинилась и скрылась под ветвями кедрача. Я вскинул ружье и осторожно пошел на лай.
Вот и вывороченные с корнями первые кусты. Где же зверь? Найда голосит где-то рядом, но заросли такие густые, что в двух шагах ничего не видно. Лай, неистовый злобный лай собаки и ничего больше, даже ветка не шелохнется.
«Все. Готов, подумал я. Видно, рвался, и петля затянулась на шее».
Медведь не может притворяться в такой критический момент. Бывает, перед собакой смотрит-смотрит в сторону с безразличным видом, для того чтобы вмиг сделать рывок и поработать когтями. Но раненый перед человеком
Что же делать? С ружьем в руках по чаще не пробраться. Не стоять же истуканом, когда собака лает, зовет. Раздвинул кусты. Не успел сделать и шага, как передо мной поднялся зверь. Я отшатнулся, запутался в кедровых лапах и упал. Ружье зацепилось, отлетело в сторону.
Испугался ли я, нет ли не знаю. Но бессилие перед лицом смерти почувствовал.
Открытая пасть медведя настолько приблизилась, что я ощутил горячее, смрадное утробное дыхание, когтистые лапы чуть-чуть не доставали до моей груди. Петля перехватила медведя через плечо под правую лапу и держала зверя надо мной, разъяренного, с налитыми кровью и ненавистью глазами.
Сзади на медведя наседала Найда. Она храбро хватала его за «штаны», дразня и отвлекая. Один бог знает, как ей удавалось отскакивать от могучей лапы хищника.
Говорят, что на спине нет ног. Неверно. Жить захочешь поползешь и на спине. Я полз. Из-под носа взбешенного медведя вытащил ружье.
Собака тогда спасла мне жизнь.
Шло время. Каждый день я встречал Пупса. Впрочем, Пупсом его никто не звал. Звали Флотским. Только Флотскому это было безразлично. Он ничего не слышал. Он жил, замкнувшись в себе, и не было ему дела до нас, людей. И все же однажды он вильнул мне хвостом в знак приветствия. И пошел за мной по берегу. Лучше бы он оставался равнодушным к моим ласкам. Как я проклинал себя за то, что позволил себе взять глухую собаку на охоту!
Я шел по берегу, высматривая у прибойной полосы уток-каменушек. Флотский бежал сзади. Злополучный нырок выплыл из-за камня и одновременно с выстрелом нырнул. Флотский прыгнул в воду.
Нельзя! Назад! Назад! кричал я.
Крупная зыбь наваливалась на прибрежные камни, разбивалась, поднимая фонтаны брызг, кружилась в водовороте, с грохотом и пеной откатывалась назад. Флотского накрыло гребнем волны, но он вынырнул из-под наката и выплыл на пологие волны. Нырок целехонький, невредимый работал лапками возле собаки. Щелкнули зубы, сомкнулась пасть, а нырка нет. Он точно выдержал расстояние и нырнул под носом у собаки. Вынырнул далеко впереди. Стрелять нельзя мешает Флотский. Для него уже не существовало ни берега, ни охотника только нырок. Флотский плыл, то кружась, ожидая, где вынырнет утка, то устремляясь в погоню. Вскоре я потерял утку и собаку из виду. Они исчезли в синеве океана.
Я не уходил со скалы до темноты. Четыре или пять часов, полных ожидания и беспокойства, провел я на берегу, проклиная себя за промах, за то, что погубил собаку, которой и без того жилось несладко.
На следующий день я решил пройти по берегу. Каково же было мое удивление, когда я увидел Флотского!
Флотский! Флотский! радостно крикнул я.
Но Флотский не шелохнулся. Ему не было до меня никакого дела. Он сидел у кромки прибоя, возле маленького пирса, и смотрел в океан, туда, где скрылся его хозяин.
Верный пес ждал.
Пират
Что надрываешься, в школе он.
Бес его носит! В школе По времени должен быть дома. Вон стайка не убрана. Жрать-то все, а хозяйствовать один. Или его школа до старости кормить будет? Я не учен, а живем, как сыр в масле катаемся.
Что ты, Митрий, против школы попер? Сейчас без ученья никуда. Или ему всю жизнь в навозе копаться?
Дубняк тяжело засопел, с силой ткнул вилы в навозную кучу и уставился на жену недобрым взглядом. Большие, навыкате, бесцветные глаза его зло прищурились. Крепкая сутулая спина медленно распрямилась. Кривые толстые ноги тверже уперлись в землю.
Балуй его, балуй! Инженером хочешь сделать. Вон он, инженер-то, Светлов, голь перекатная, день-деньской как собака по заводу мечется да в конторе голову ломает над бумагами, а свою получку нам несет. Нам! У нас и мясо, и молоко, и деньжат поболе, чем у собаки блох. Так на кой же леший такая грамота? На кой! Я тебя спрашиваю! Хозяин испокон веков богато жил, а иной аристократ от нищеты пулю в висок и в ящик Так-то.
Откуда у тебя мысли эти? Слава богу, не пятнадцатый год, восемьдесят пятый. Ты ведь аристократов да кулаков и в глаза не видел. Время сейчас какое, вокруг посмотри! И получка у всех хорошая, и одеваются чисто.
Вот и смотрю. Сверху густо, да в желудке пусто. Не зря разрешили свиней да коров разводить. Значит, и государству выгодно, коли мяса больше будет. Кабы каждый держал, не шли бы с протянутой рукой. А то все в инженеры лезут. Пусть лезут, а к Ваньке на поклон при-дут. Придут, придут. Токо сызмальства его к хозяйству приучать надо. Я так считаю: моя кровь, в меня и должен быть. И не встревай, не порти сына! Дарья посмотрела на мужа долгим, осуждающим взглядом, взяла ведро и, ничего не сказав, скрылась за дверью.