И тут случилось неожиданное: парень оглянулся, соскочил на тропу и торопливо потащил велосипед в густые заросли. Бобка понял: человек боится.
В Бобке проснулась ярость. Он залаял грозно, напористо. Теперь он не был тем добрым беззаботным увальнем. Шерсть на загривке поднялась дыбом. Кровь далеких свирепых предков взыграла в полную силу.
«Стой, кричало все Бобкино существо, стой! А то укушу».
Но человек убегал. Его железа выделяла обильный пот трусости. Бобка учуял и еще более расхрабрился, освирепел и вцепился воришке в ногу.
«Отдай! рычал пес. Отдай!..»
Парень пнул собаку. Бобка отскочил, и буря негодования с новой силой метнула его к ногам парня. Бобка визгливо лаял, наседал, пытаясь укусить. Перед собакой был враг. Отступать некуда. Бобка защищал свое добро, он не мог уйти.
Чертова псина! выругался парень. П, епляется за штаны Пошла вон! Пацаны где-то, наверно, близко, пес озверел.
Бобку будто подменили, он превратился в клубок зубов и шерсти, накатывался и откатывался, визжал и лаял, цеплялся как репей, а парень уже забросал ветками велосипед, надежно замаскировал. Осталось удрать подальше от этого места.
«Чертов пес! От него так просто не отделаться, будет преследовать до самого поселка, а на тропинке никого. Так быстро и не должны догнать. А может быть, окружают, потому и пес осмелел»
Ай! Проклятый парень дрыгал ногой, за которой волочился Бобка. Как бульдог, зараза, не оторвешь
Он отбрыкивался, ему никак не удавалось избавиться от собаки. Может быть, и схватка длилась всего-то мгновение, секунды, но у страха глаза велики. Вор спешил, волновался, боялся, что его настигнут. Он схватил сухой обломанный сучок и с маху ударил собаку по голове. Потом ударил еще и еще.
Бобка даже не взвизгнул. Он ткнулся черненьким носиком в белую ромашку. И свет потух в его круглых, как бусины, глазах.
Сколько он лежал? Час, а может быть, больше Но вот открылись его глаза, прошел красный туман,
и Бобка услышал пение птиц. Он хотел подняться, но это ему не удалось. Сильно кружилась голова, и струйка горячей крови бежала из пробитого черепа. А где-то на дороге слышались знакомые ребячьи голоса. Среди них любимый голос друга Сережки. И тогда, превозмогая боль, теряя последние силы, Бобка пополз к дороге, перебитый зад его волочился по траве. Взлаять песик уже не мог, лишь, добравшись до пыльной кромки, тонко и жалобно заскулил. Он хотел показать, где спрятан велосипед.
Он еще видел склонившиеся над ним лица, но уже не узнавал никого. Лица расплылись, помутнели и померкли навсегда.
Грибник
«Пить Пить» сверлила мысль.
Но он знал, что воды нет.
И вдруг подумал: «Все. Больше не поднимусь. Нет сил. Неужели умирают так вот просто? Как же это я Ка-а-ак?»
В памяти снова пронесся тот день, когда он с рюкзаком и ведерком вышагивал по пыльной дороге за первыми грибами.
О-го-го Вот это грибок. У-у, да тут их целое семейство! радовался он, перебегая от одного пенька к другому.
Так радуются дети при виде обилия новых игрушек.
А день, короткий, душный, клонился к вечеру. Безжизненные пожелтевшие иглы старой лиственницы сыпались сверху за ворот, а еще не убитая вечерней прохладой мошкара набивалась в брови, кусала открытое лицо. Он смахивал мошкару ладонью или, останавливаясь, натирался мазью от комаров.
Так, шаг за шагом, от грибочка к грибочку переходил деляны, миновал лесосеку, не замечая однообразия торчащих пней, завалов валежин, черных пепелищ, где когда-то сжигали ненужные сучья. Но вот уже кончились вырубки, остались в стороне следы трелевочного трактора и узкие пыльные дороги, укатанные лесовозами. Он остановился и с удивлением обнаружил, что место ему незнакомо.
«Ого, подумал он, кажется, я забрался далековато, надо повернуть назад».
Привыкший все делать обстоятельно и добротно, он решил сначала отдохнуть, поесть. Снял рюкзак, высыпал в него из ведерка грибы, присел и достал бутерброды.
Совсем рядом зашуршали кусты, и на поляну выскочил лохматый песик. Обычно Дружок бегал за его десятилетним сынишкой и никогда не ходил за взрослыми, а вот сейчас он смотрел на своего старшего хозяина, за которым пошел по доброй воле.
На, Дружок! Поешь. А то мы с тобой пробегали весь день. Ешь! Примори червячка. Подкрепись! И вперед, мой милый, вперед, а то, я гляжу, засветло нам не успеть Ну вот Интересно, где тебя лешие носили? Что-то я тебя рядом не замечал.
Он вытер замасленные губы тыльной стороной руки и поморщился: мазь от комаров оставила неприятную горечь.
Тьфу! Какая гадость, выругался он и сплюнул. Химия, химия-я, а ничего лучше придумать не могут И комары не очень-то боятся, а в глаза лезет. А в рот как попадет, так Тьфу! Кажется, вон там, за горельником, наша дорога
Он двинулся. Идти стало тяжелее. Его окружал горелый лес. Голые, как ребра скелетов, острые ветки кололи и рвали одежду. Он зацепился за что-то и упал.
Вроде бы горельником шел я немного Вот где-то рядом должна быть дорога. О, дьявол! Куда же меня занесло? Что-то не припомню я этого сухостоя
Он прислушался. Тишина. Где же люди? Здесь должны бродить грибники и ягодники. Обычно пылят по дороге машины, а сейчас будто вымерли.