Когда Семченко вошел в зал, послеобеденное заседание уже началось. На эстрадном возвышении, за длинным, почти без бумаг столом, который одной своей аскетически пустынной плоскостью способен был внушить уважение к суду, сидели трое, из чего Семченко заключил, что разбирается дело средней важности в серьезных случаях приглашали не двоих заседателей, а шестерых. В центре перебирал какие-то листочки судья, пожилой слесарь с сепараторного завода. Справа поигрывал пальцами незнакомый усатый кавказец в офицерском френче, слева склонилась над протоколом Альбина Ивановна, учительница из школы-коммуны «Муравейник», входившая в правление клуба «Эсперо». Кивнув ей, Семченко пристроился во втором ряду, с краю.
Судили шорника Ходырева за кражу приводных ремней из паровозоремонтных мастерских.
Сам Ходырев, чернявый, унылого вида мужик лет сорока пяти, стоял на эстраде сбоку. За ним, в полушаге милиционер. Свидетелей уже допросили. Судья что-то сказал Альбине Ивановне, тыча пальцем в протокол, потом посмотрел на Ходырева.
Прошу вас рассказать о том, как происходило хищение.
Брал, значит. Ходырев тяжело сглотнул. Там со стороны Преображенской дыра есть в заборе. И в стене дыра. Позапрошлым летом пристрой на кирпич разбирать стали, да не кончили. Досками только забито И брал, значит.
Вы утверждаете, будто брали одни обрезки. А вот свидетели другое показали.
Чем начнется, тем не кончится. Кавказец ударил смуглой ладонью по ребру стола.
Говори всю правду, папаня, не бойся! прозвенел сзади срывающийся молодой голос.
Семченко обернулся как раз за ним, рядов через пять-шесть, сидела зареванная баба с младенцем на руках, вытирала слезы воротником кофты. Возле нее стоял паренек лет семнадцати, такой же чернявый и невзрачный, как Ходырев.
Ты расскажи, как из «Рассвета» к тебе приходили! крикнул паренек.
Из «Рассвета», значит, ко мне приходили, послушно начал Ходырев. Из кооператива Веслянского Зятек у меня там Они всех лошадей на одну конюшню свели, сбрую тоже снесли. Сторожа, само собой, приставили. Мужики-то не хотели сперва, так уполномоченный из города приезжал, ругался. «Это, говорит, у вас кооператив буржуазный, всяк в своем углу сидит. Такие и при старой власти были!» Ну и свели, значит А как сеять, упряжь и пропала. Кулаки, конечно, кто еще. Но концов не найдешь. А у них там ни шорника доброго нет, ни материалу. Ну, зятек и подбил на грех А так обрезь брал.
Расчет с вами производился деньгами?
Не пряниками же! огрызнулся Ходырев. И тут же сник. Маслица маленько дали, свининки
В начале июня Семченко пригласили на объединенную сессию губчека, военно-транспортного трибунала и бюро угрозыска. Там говорили, что случаи шпионажа и контрреволюции в городе дошли на убыль, зато резко возросло число преступлений на должности и воровство. Лишь за одну неделю
судили трех кладовщиков, торговавших похищенным с железнодорожных складов мылом, бемским стеклом и минеральным маслом, корейца из табачной артели за спекуляцию спичками и начальника карточного бюро при потребобществе за неправильное распределение талонов в столовые. Последнего Семченко знал. Однажды тот предложил ему лишний талон в столовую первого разряда по-свойски предложил, между делом, и очень удивился, когда Семченко сгреб его за грудки. Не испугался, а именно удивился. Все повторял: «Я же тебе как человек человеку! Мне от тебя и не нужно ничего»
Судья спросил:
Вы знали, что обрезки приводных ремней тоже идут в дело?
Как это? Ходырев не понял или сделал вид, будто не понимает.
Сшивают их И так вон сколько кругом станков стоит!
Так ведь и упряжь, поди, нужна, рассудил Ходырев.
Сами-то что, на велосипеде ездите? опять встрял паренек за спиной у Семченко.
Судья устало перевел на него взгляд.
Помолчи, сынок
Надо, товарищ судья, из кооператива свидетеля вызывать, громко проговорил кавказец. И если он нам сейчас неправду сказал, дать ему двойное наказание. На Кавказе всегда раньше так делали. Вот у хана Аммалата был закон
По декрету о суде, напомнила Альбина Ивановна, ссылки на законы свергнутых правительств воспрещаются.
Хватит свидетелей. Судья потер пальцами виски. Пусть спасибо говорит, что мы его судим, а не транспортный трибунал. Мастерские-то паровозоремонтные.
Спасибо, серьезно сказал Ходырев.
Да ты что, папаня! Не старая власть, чтобы кланяться! Паренек отцепил от рубахи материну руку, выскочил к эстраде.
Семченко встал, взял его за плечи и усадил на лавку, чувствуя, как вздрагивает под рубахой тощее мальчишеское тело.
Сиди, Генька, приказал Ходырев. Мать не расстраивай!
На руках у женщины зашелся в вопле младенец, и именно потому, что жаль стало и Геньку, и эту бабу, и младенца, Семченко решил не поддаваться жалости, сказать правду:
Можно мне выступить?
Судья удивленно вскинул голову.
Зачем?
Позвольте, вмешалась Альбина Ивановна. Согласно декрету о суде в слушании дела могут принять участие один защитник и один обвинитель из числа присутствующих на заседании.
Несмотря на свою молодость, Альбина Ивановна к любому поручению в клубе относилась со всей ответственностью и так же ответственно подготовилась к роли народного заседателя.