Любопытная штука, сказал Тимофей Иванович, внимательно прочитав документы, Байда, человек по натуре необщительный, угощает своих скажем, товарищей пивом, заводит беседы Обратите внимание, Геннадий, беседует только с теми, кто чем-то недоволен. Он разделяет их недовольство нашими порядками, хвалит наших врагов Агитация? Возможно, хотя несколько странная. Тут есть еще закавыка Заметили? Все его собеседники работают в самых важных закрытых цехах, куда сам Байда не имеет доступа. Случайное совпадение? Не похоже
Тимофей Иванович помолчал, затем, закрывая папку с материалами, сказал:
Вы представили материалы для привлечения Байды к ответственности за пораженческую агитацию Рановато. Похоже, это не только агитация, даже не столько агитация Скорее, попытка обработать людей с весьма определенными целями. Выяснить, каковы эти цели, наша задача.
Жеромский снова умолк и закончил, неожиданно перейдя на «ты».
Учти, Гена, Байда жил в панской Польше и мог попасть под влияние тамошних националистов, а они злейшие наши враги. Советская власть ему в новинку, он, поди, и разобраться в ней не успел, как пришли фашисты. Долго ли им завербовать такого? А тут и случай подходящий представился. Вспомни-ка! Он слегка прихлопнул папку ладонью. Из части сообщают, что Байда пропал без вести десятого июля, а в госпитале он появился двадцать пятого. Где был пятнадцать дней? Нет, тут надо еще поработать
И снова потянулись дни наблюдений. Они были какими-то бесконечно длинными и однообразными и приносили так мало нового, что Геннадий подчас, с пристрастием проверяя каждый свой шаг, спрашивал себя: да полно, так ли уж серьезно дело этого Байды? Вот уже почти два месяца и вроде бы ни на шаг не продвинулись.
Особенно расстроился Геннадий после того, как ничего не дал обыск в общежитии. И поэтому был страшно удивлен, когда, выслушав сообщение
об этом, Жеромский вдруг сказал, что фактов собрано достаточно и Байду решено задержать.
В тот день, когда Байду доставили в управление, Тимофей Иванович пригласил Чижова к себе в кабинет.
Садись и слушай, сказал он, поглядывая на часы. Сейчас начну первый допрос. Все примечай и мотай на ус: каждый оперативник должен уметь вести следствие
Ввели Байду. Увидев Чижова, он чуть заметно улыбнулся, потом перевел взгляд на Жеромского и спокойно сел на табурет.
К удивлению Геннадия, Тимофей Иванович повел беседу без эффектных вопросов и тонких ловушек. Он подробно записывал рассказ Байды о том, как в июне 1941 года его призвали в Красную Армию и через две недели он боец пулеметного батальона оказался на фронте в родных краях, в Западной Украине. В середине июля ранен в левую руку и бедро, попал в госпиталь. Потом уже из команды выздоравливающих направлен в Куйбышев, на завод
Затем Жеромский начал спокойно задавать вопросы и так же спокойно записывать ответы Байды.
Назовите дату, когда вы были ранены и какие ранения получили?
Я уже говорил десятого июля, ранен в левую руку и бедро.
Когда поступили в госпиталь?
В полевой сразу, а оттуда меня отправили в госпиталь в Одессу.
Назовите точную дату поступления в полевой госпиталь.
Ну, в тот же день, как ранили
Следовательно, десятого июля тысяча девятьсот сорок первого года?
Потом Жеромский уточнял, близ каких населенных пунктов Байда был ранен, в каком селе располагался полевой госпиталь, на какой улице находился госпиталь в Одессе, как выглядело здание, где он помещался. Тимофей Иванович несколько лет прожил в Одессе, считал ее родным городом, помнил не только улицы, но и многие здания. Перед войной по делам службы объездил Западную Украину и Молдавию. Уточняющие вопросы были нужны для того, чтобы установить личность задержанного, не чужие ли у него документы? Здесь все сходилось. Скрывал лишь точную дату поступления в полевой госпиталь.
Байда явно лгал. Но Жеромский слушал не перебивая. И лишь после того как увели арестованного, Тимофей Иванович улыбнулся в ответ на недоуменный взгляд Геннадия:
Спешить не будем, пусть поболтает!..
Поединок между следователем и арестованным начался на втором допросе, когда Жеромский показал Байде справку из полевого госпиталя. Здесь черным по белому значилось: поступил в госпиталь 25 июля. Затем Жеромский зачитал сообщение из части об исчезновении Байды 10 июля. Была предъявлена и выписка из истории болезни. В ней отмечалось, что к моменту поступления в госпиталь рана на левой руке была примерно двухнедельной давности, хорошо затянулась, осколочное же ранение бедра свежее.
Байда стоял на своем: обе раны получил 10 июля и в тот же день был доставлен в госпиталь. Но Геннадий уже понял, что это не упорство убежденного в своей правоте, а скорее упрямство человека, изобличенного во лжи и отстаивающего свою версию по инерции. Было ясно, что дальше упираться бессмысленно и что арестованный сам знает это, а значит скоро раскроется.
И действительно, на следующем допросе он заговорил. Жеромский оказался прав: Байда был у немцев. Сначала он заявил, что, будучи раненным в руку и бедро, не мог двигаться. Санитары его не заметили, и он пролежал в окопе, истекая кровью, до прихода немцев. Но, увидев в руках Жеромского уже знакомую выписку из истории болезни, признался, что во время боя после ранения в руку спрятался в самом глубоком окопе. Когда подошли немцы, пошел за ними. Рука к этому времени была перевязана, чувствовал он себя нормально.