И вот, пожалуйста, Советская власть. «Кто был ничем, тот станет всем» Тьфу!.. Приличные люди, у кого был капитал, смылись, банки национализировали, шикарные магазины закрыли. Да и вообще черт знает что творится. Сколько раз, бывало, остановит он с ребятами прилично одетого господина, расстегнут на нем хорьковую шубу, чтобы пощупать карманы, а под шубой солдатская гимнастерка да рваные портки, а в кармане вошь на аркане. Спросили одного такого: «Спер, что ли, шубу-то?» «По ордеру, отвечает, выдали. Потому как пролетарского происхождения». Еще и гордится, дурак. Ну, шубу, конечно, все равно отобрали. «Был ты ничем и оставайся ни с чем». Другой случай еще того обиднее. Давно присматривался Кошельков к одному особнячку на Пречистенке. Особнячок явно жилой: окошки по вечерам освещены, каждое утро кухарка
с кошелкой идет на базар. Ладно. Ночью аккуратно взломали они замок, вошли, мешки с собой прихватили. Маски даже нацепили, как дураки, хотя заранее решено было: если добыча будет приличная, хозяев «пришить». Оказалось, хозяйка-то в особняке та самая кухарка да двое сопливых ребятишек. В подвале раньше жила, муж у нее в Красную гвардию ушел служить, а ее, видите ли, в барские апартаменты переселили. Стукнул он тогда со злости эту бабу по башке так, что она с копыт долой, плюнул, и ушли они ни с чем, даже мешки свои забыли. Вот какие дела!
Попробовал он подъехать к нынешней полиции к милиционерам. Мальчишки безусые, получили шпалеры, нацепили повязки нарукавные и думают, будто они сила. Ладно. Уговорил он одного такого в гости к нему зайти после дежурства. Прикинулся, будто сам он с фронта, после тифа в отпуске. Привел на хазу, выставил угощение такое у парня слюнки потекли. Девочку фартовую рядом посадил, велел кофточку попрозрачнее надеть. Выпили и не дрянного самогона, а настоящей «смирновки». Потом девку он отослал и попробовал с парнем по-хорошему поговорить: дескать, помоги кое в чем, не пожалеешь, долю честную предложил двадцать процентов. Куда там! Взвился парень, о пролетарской чести залопотал. Потом целую лекцию стал читать насчет отсталого элемента, несознательности и прочей чепухи. С повинной идти советовал, честно трудиться. Кошелькову стало смешно. Смешно и скучно. Милиционера он убил, чтобы не оставлять свидетеля собственной неосторожности и глупости.
Вспоминая все это, Кошелек испытывал злобу до скрежета зубовного. Ух как ненавидел он эту пролетарскую власть, смешавшую все его карты и готовившую он это чуял гибель всему его миру! Ладно, пока он жив, он будет мстить.
Сейчас он строил самые разнообразные планы мести. Больше всего ему хотелось совершить налет на угрозыск, перестрелять, а еще лучше, вырезать всех легавых, сколько их ни будет. Он уже предлагал эту операцию своим дружкам, но те струсили. Сейчас он обдумывал другой план мести: стрелять в постовых милиционеров, убить сколько удастся. Они еще попомнят Кошелькова, эти «легаши»! Именно для этого дела и нужна была ему машина. Сообщникам он решил пока не говорить ни слова о своем плане. Завтра, когда будет машина, он все равно сделает задуманное, и пусть хоть один посмеет пикнуть первый же получит пулю.
Кончай гулять! вдруг распорядился Кошелек. Козуля, выгляни-ка на улицу, проверь. Мы с Колькой Зайцем уходим, остальным спать.
III
Владимир Дмитриевич, здравствуйте! Уговор помните? Превосходно! Все достали? А игрушки не забыли? И самое главное, побольше хлеба, если возможно: надо порадовать ребятишек. Вы когда выедете? Часа в три? Ну, а я постараюсь около пяти. Предупредите Надю, чтобы не беспокоилась. Договорились?
Об этой поездке в Сокольники, в одну из детских лесных школ, где отдыхала больная Надежда Константиновна Крупская, было договорено еще несколько дней назад.
Хотите участвовать в детском празднике? спросил тогда Бонч-Бруевича Владимир Ильич, хитро щурясь. Ну так доставайте где угодно костюмы, маски, хлопушки, всякие игрушки и обязательно хлеба, а если можно, пряников и конфет. Поедем навестим Надю, а заодно и детишкам праздник устроим. Только, чур, все в складчину. Вот вам моя доля.
Доставь все это в ту трудную пору было не так-то легко. Тем не менее Бонч-Бруевич сумел выполнить просьбу Владимира Ильича и заблаговременно отправил подарки в Сокольники.
Несмотря на воскресенье, день у Владимира Ильича, как всегда, был крайне напряженным. Прежде всего сводки с фронтов. В последнее время они были обнадеживающими: во-первых, после революции в Германии, после аннулирования «похабного» Брестского договора немецкие войска, теснимые Красной Армией, вынуждены были поспешно оставить оккупированную Украину; на Восточном фронте вот-вот будет освобожден от белогвардейцев Оренбург, и тогда восстановится связь с Советским Туркестаном; на Дону сломлен фронт Краснова и уже начато наступление.
Впрочем, благополучие было кажущимся, и Ленин прекрасно это понимал: слишком сильны белогвардейцы, поддерживаемые Антантой, не окрепла Красная Армия, созданная менее года назад. Переставляя флажки на висевшей на стене большой карте, Владимир Ильич сосредоточенно хмурился.