Проходи! подталкивает Корень.
По выработанной «легенде» мне надо быть трусоватым. Изображать это не так уж трудно: от сильных толчков уголовника каждому станет не по себе.
Мы входим в гостиную. Много мягкой мебели, на стенах картины, в углу граммофон. Богато живет Тишка Пахомов. Наверное, была конфискована квартира со всей обстановкой. У дальней стены диван, на нем сидит человек в расстегнутом офицерском кителе с погонами ротмистра. Перед ним круглый столик, покрытый темной скатертью с бахромой.
Подойди ближе! говорит офицер.
Шагаю вперед, не спуская глаз с ротмистра. Удары сердца отзываются в висках. Вижу: шрам у правой скулы, тонкие губы, гладко зачесанные волосы. Это князь Мещерский.
Кто ты? глядя куда-то мимо меня, безразличным тоном спрашивает князь.
Разрешите, ваша светлость, предъявить документ!
Повернул голову Мещерский, глянул на меня. Какие у него светлые холодные глаза!
Ты знаешь меня?
По долгу службы, господин ротмистр! щелкнув каблуками, вытягиваюсь перед Мещерским.
Давай документы, кивает головой князь.
Я вынимаю ножик, быстро вспарываю подкладку френча, достаю платочек.
Мещерский не торопясь разворачивает мое удостоверение, но затем вскакивает: заинтересовал его «В. В.». В комнату заходит пожилой человек в грязной нижней рубахе, садится на диван, чешет волосатую грудь.
Выпить бы стекляшечку басит он.
Юнкер! не поворачиваясь, окликает меня Мещерский. Письмо есть?
Так точно! Я протягиваю лист бумаги. Написано молоком.
Мещерский берет письмо и быстро выходит из комнаты, на ходу бросив Корню:
Оставайся здесь!
Юнкер, басит пожилой офицер, что вытянулся? Разрешаю сесть. В каком училище тебе крутили хвост?
Куликов так и предполагал, что на явке найдется любитель поговорить, знаток юнкерских училищ. Трудно будет соврать в масть: большинство белых офицеров юнкера в прошлом. Кавалерийские, пехотные, артиллерийские училища все им знакомы до мелочей. А вот флот Был в Сибири царский моряк Колчак, так его вовремя расстреляли. А другие белые моряки у Тихого океана. Я и уйду в море, подальше от расспросов.
Разрешите пояснить: юнкером меня считают по аналогии. А так, позвольте представиться, я уже привычно щелкаю каблуками, гардемарин Петроградского морского инженерного училища Горовой!
Гардемарин? Офицер хмурит густые брови. Какие же черти тебя в Сибирь занесли?
Если вам угодно так называть большевиков, то виноваты они! Я присаживаюсь на краешек стула. Бежал из Питера в Казань в ноябре семнадцатого года. Затем служил в добровольческом Уральском корпусе генерала Яворского. Был ранен и попал в Иркутск.
А давно ты видел этого злющего старика, Яворского? откуда-то из коридора спрашивает Мещерский.
Вскакиваю и поворачиваюсь к раскрытой двери.
В начале ноября девятнадцатого года в Омске. Их превосходительство посетил раненых в санитарном поезде. Руку мне пожал, к «Георгию» представил. Только, осмелюсь доложить, генерал Яворский вовсе не старик. Он одного возраста с господином офицером, я делаю кивок в сторону дивана, только кряжистей.
Князь появляется в дверях и молча смотрит на меня. Спокойно выдерживаю его взгляд. Вокруг Яворского меня не запутаешь. Но успокаиваться нельзя. Будут еще проверки.
Утюг для проверки письма должен быть очень горячим? быстро спрашивает Мещерский.
Не могу знать, господин ротмистр!
Новое лицо входит в комнату: низенький хорунжий с лохматой шевелюрой. На хорунжем полный набор белогвардейских атрибутов: на рукаве корниловский треугольник с черепом, серебряные аксельбанты у погона, желтые лампасы на широких шароварах.
Юнкер! приказывает офицер. Быстрей поворачивайтесь,
с вами говорит каппелевский капитан герой ледового похода. Садитесь к столу. Посмотрим, чему вас научили в инженерном училище. Ну-ка, почините мои часы!
Будущих военно-морских инженеров едва ли посвящают в тайны часовых механизмов. Но капитан, улыбаясь, протягивает мне большие серебряные часы. Он убежден, что каждый инженер должен знать все механизмы. Но это удача! я с детства люблю разбирать часы. Собирать их удается не всегда, но
Давайте! отвечаю смело и достаю свой перочинный ножик в нем набор различных инструментов. Это даже хорошо, что я буду занят делом, избавлюсь от лишних расспросов. Можно долго рассматривать винтики фирменных часов «Павел Буре» и внимательно слушать.
Черт знает что! возмущается капитан. Ни одной женщины нет в доме. Я голоден. И выпить хочу. Князь! кричит он. Распорядитесь!
У засевших в этом подполье белогвардейцев невысокие офицерские чины. А ведь они были офицерами еще при Николае II, затем три года подвизались при различных «верховных правителях». Пора бы ротмистру Мещерскому да и пожилому капитану стать полковниками. А лохматый казак в хорунжих явно засиделся. Видно, была эта братия не на фронте, а в тылу ходила, карателями. Их заслуги ценились, но руку им в штабах подавали неохотно и наградами не жаловали.
Господин капитан, именные часы надо беречь это редкая награда. А тут даже внутренняя крышка погнута.
Эх, юнкер, юнкер вздыхает капитан. Часы беречь А человека? Вот ты зачем здесь? Ведь мертвечиной пахнет