Товарищ комбат! Как вы оценили историю с Яковлевым?
Он останавливается, поправляет кобуру маузера, машет рукой;
Мальчишка, понимаешь! Остался бы жив, я б его на гауптвахте сгноил!
А может, его смерть как-то связана с переменами в тюрьме?
Ну вот еще! пожимает плечами Вязь. Наше дело охрана, по инструкции, а внутренние порядки это другое ведомство. Там товарищ Енисейский делает то, что положено. Он за все и отвечает.
Ваш начальник штаба сегодня был на работе?
Нет его что-то, отвечает Вязь, и тень заботы ложится на его лицо. А он тебе нужен?
С чего это вдруг Вязь обращается со мной так фамильярно? А, понятно! Это у него такая манера разговаривать с младшими. Представить бы его нашему председателю трибунала, он преподал бы Вязю правила вежливости. Недавно у нас член коллегии Железнов за «тыканье» одному арестованному беляку пять суток под домашним арестом сидел.
Но я не успеваю ничего сказать нас приглашают на собрание. Вязь подходит к столу президиума и грузно опускается на стул. Я присаживаюсь рядом с Куликовым. Председатель собрания объявляет:
Нами принята резолюция, которую решено немедленно довести до сведения командования батальона и следственных органов.
Он берет в руки листок бумаги и читает:
За сокрытие своего кулацкого происхождения и обман
партии Барышева Леонида из рядов РКП(б) исключить. Ходатайствовать перед командованием о досрочной демобилизации Барышева из Рабоче-Крестьянской Красной Армии как социально-чуждый элемент.
Вскочил комбат, отшвырнул стул.
Гад! Ты что же меня обманывал? Втерся в доверие, понимаешь!
Только сейчас я увидел Барышева. Он сидит в первом ряду, низко опустив голову. Шагнул к Барышеву комбат, схватил за нашивки на гимнастерке, тряхнул комвзвода.
Кулачье, понимаешь! Честного военспеца, товарища Войцеховского подводит! Ух, вражина!
Размахнулся Вязь, но его руку перехватил пожилой коммунист, сидевший рядом.
Погоди, комбат! Представлений нам не устраивай. А о своем «честном военспеце» сейчас такое услышишь ноги задрожат!
Побагровело лицо у Вязя. Он задыхается.
Что?!
Встает Барышев, обмякший, растерянный.
Я говорил еще ночью это самое
Не тяни! требует председатель собрания.
Сбежал Войцеховский! После допроса
Какого допроса? перебивает Вязь.
Товарищи трибунальцы поговорили маленько с нашим «военспецом». Очень интересную историю нащупали, поясняет пожилой оружейник.
Без моего ведома? повышает голос комбат.
И без твоего ведома, сурово отвечает председатель. Барышев вывел Войцеховскому коня, вынес из казармы карабин и сумку гранат. Ищи своего начштаба в тайге, Вязь!
Пошатнулся комбат, прохрипел:
Что?! Провокация!
Зашумели коммунисты:
Потише, комбат! Не бросайся словами!
Стучит по столу председатель:
Спокойно, товарищи! Продолжай, Барышев!
Мне было приказано бормочет Барышев. Я разве знал
Ясно! хлопнул по столу ладонью оружейник. Клади партбилет, Барышев!
Долго отстегивает пуговку кармана гимнастерки Барышев, медленно достает красную книжечку, протягивает ее в президиум. Вдруг какой-то предмет вываливается из партбилета, со стуком падает на пол, катится под стулья. Барышев нагибается, но я уже поднимаю с пола медный пятак царской чеканки. Давно не держал я в руках таких монет, забыл, как они выглядят. Но этот пятак какой-то особенный с двух сторон одна и та же чеканка орел! А решки нет. Фальшивая монета. Постой, постой В детстве на окраине Вильны, в Сулганишках, нас обманывал один парень таким пятаком.
Барышев протягивает руку.
Фальшивый пятак, говорю я. Зачем вы его хранили? Играли без проигрыша, ведь всегда выпадал ваш орел?
Выходи! кричит Вязь. На гауптвахту! Ты мне за все ответишь!
Идет к дверям Барышев, испуганно оглядывается. За ним тяжело ступает комбат. Гулко хлопает дверь.
Продолжаем собрание, говорит председатель. Информацию о текущем моменте сделает работник Реввоентрибунала армии товарищ Куликов.
Пересаживаюсь так, чтобы видеть лица всех коммунистов. Куликов говорит негромко, короткими фразами. Его речь негладка, но жива и доходчива. Кажется, что не где-то в далекой Туле, а тут, вместе с Куликовым, мы протестуем против выезда Владимира Ильича Ленина в Геную, опасаясь покушений на него; в армии Блюхера стоим на подступах к Владивостоку, ожидая отвода японских войск, чтобы последним мощным штурмом выкинуть белогвардейскую нечисть из Приморья; оглядываем весенние поля страны, тоскующие в ожидании посева
Не отрывает взгляда от докладчика суровый помкомвзвода, шахтер: в кожу лица его навсегда въелись маленькие черные крапинки. Наклонился вперед и замер в неудобной позе молодой парень с чуть раскосыми глазами наверное, бурят. Оружейник батальона Афанасьев рассматривает свои тяжелые потрескавшиеся ладони и изредка согласно кивает головой.
Да, многое нам надо. Ведь начинаем мы хозяйство около нулевой отметки. Нужен хлеб, чтобы выжить, на Поволжье голод. Нужны обувь и топливо, золото и машины, электростанции и самолеты, чтобы встать на ноги, двигаться вперед и расти. Нет предела нашим желаниям. А хватит ли воли и силы?
На повестке дня заключительный вопрос! объявляет председатель собрания. Встанем, товарищи, и споем «Интернационал».