- Я видел две незабываемые картины: штаб союзного военного совета и бой Т-25.
- 23, - поправлял его Болотов.
- Про 23 я знаю, но это был 25. Бой его был еще хуже. Он происходил у стенки, потому что в море команда идти отказалась. Они говорили, что в море им ходить незачем. Как ни странно, им действительно не за что воевать с немцами.
- Я воевал со страху.
- А они не испугались и в бой не пошли. Лучший из них был рулевой - хорошо рассуждал. Не помню только, как его звали.
- Семченко?
- Нет, не Семченко. Он крепко говорил, и за то ему крепко бил морду целый английский патруль.
- Мы приводим страну в порядок, Гришки, - на ухо сказал Пирс.
- Налаженность! - пробормотал Болотов. - Вот она, ваша налаженность!
- Нет, это не моя налаженность, - ответил мичман. - Я от такой уехал. Я видел только начало революции, а потому не понимал. Теперь я вижу ее дальше. Этот рулевой здорово держался, когда его разделывали под орех. Теперь я знаю - он пойдет в море, когда будет за что идти, и я пойду вместе с ним. Тогда будет моя налаженность.
Болотов закрывал глаза и улыбался, а мичман снова говорил:
- Эскадра, идущая кильватерной колонной, повернув "все вдруг", превращается в строй фронта, но остается эскадрой. Мы пойдем новым строем по новому направлению. Революция - это поворот "все вдруг".
По огромному серому морю шел весь боевой флот Республики. Болотов видел дым из тяжелых труб, а за дымом - сигнал на головном линкоре. По спуске сигнала флот поворачивал "все вдруг" на восемь румбов влево. - Они красиво ворочают, - сказал Болотов, - но почему на корабле так здорово трясет?
- Потому что у вас испанка, и вы не на корабле, а в вагоне.
Тогда Болотов увидел окно вагона и в нем бегущие ряды высоких, до самого неба, елей. На скамье напротив действительно сидел мичман. Тот самый мичман, с которым он встречался в Мурманске. Только теперь было приятно смотреть ему в лицо. Это потому, что он тоже едет в Питер.
- Отчего такие высокие деревья?
- Выросли.
- Как они могли вырасти? Здесь ничего не растет. Здесь Мурман.
- Здесь не Мурман. Мы подъезжаем к Петербургу. Болотов поднялся и протянул руку. Сделать это было нелегко. Раз все-таки сделал, значит, очень хотел.
- Меня зовут Болотов... Гришка Болотов.
- Шурка Сейберт, - ответил мичман. - Лежите, испанец, и не двигайтесь.
и справа красный идут, зарываясь в волну и выбрасываясь вверх. Между буйками трал.
Курс чистый вест. Если буйки начнут сходиться значит, трал забрал. А если заберет не трал, а корпус?
У Клавочки чудесные глаза. Такие веселые, когда Глеб фамильярничает со взрывчатыми веществами. Добродушные мины неплохо придумано. А вот говорят еще: он скорчил кислую мину. Кислая мина это совсем смешно.
Лево руля. Курс 210. Семафор на «Революцию»: на повороте не выходить из-под прикрытия моего трала!
Есть на румбе!
Вешку!
Есть вешка. И красный шест с крестовиной гулко шлепнулся в воду.
Буйки прочертили дугу и снова пошли прямо, звеня стальными тросами и фыркая пеной. Где-то под ними напряженный тонкий трал режет толщу воды. Может быть, он что-нибудь встретит. Кстати о взрывчатых веществах: в мине восемь пудов тротила и все восемь рвутся сразу.
Клавочка великолепный товарищ. Иначе думать о ней нельзя, она жена Глеба... Буйки сходятся!
Малый ход. «Революции» застопорить машины. Сейберт оттолкнул серого, как брезент, капитана и медленно сошел с трапа. У толстяков нежная кожа. Когда они дрожат, по ней идет рябь, как от шквала. Надо его успокоить. Капитан, распорядись чайком!
И капитан сразу вздохнул, а у боцмана, охватившего леер, разжались пальцы.
Левый буек вдруг зарылся и сверкающей желтой грушей выскочил далеко в стороне. Значит, трал с него отдался и теперь пересучивается по минрепу. Когда подведет к нему патрон мину срежет. Всё в порядке.
В порядке? Мины никогда не ставят по одной на квадратную милю. Где соседняя? Всё равно, надо идти вперед, потому что разворачиваться еще хуже.
От большой тяжести скрипит на барабане мокрый трос, но мины нет, и патрон не рвется. Почему? Сейберт перегнулся через поручень и вдруг увидел: на трале широким треугольником встает сеть, и в ней бьется рыба. Здорово!
Панику отставить! Будет уха! точно скомандовал Сейберт. Подняли рыбачью сеть. Никаких мин не наблюдается.
И люди сразу заметили, что могут говорить полным голосом.
Рыба, сверкая, летела из сети на палубу, и солнце светило по-новому. Казалось, что именно затем сюда и пришли. Что это новейший, самый веселый и простой способ рыбной ловли.
Но лучший осетр был туго замотан сетью. Он тихо вздрагивал, и в его животе торчал согнутый палец патрона.
Великолепный зверь, вздохнул Сейберт.
Чека срезана, товарищ начальник, озабоченно проговорил минер. Ему тоже жаль было упускать осетра, но если срезана предохранительная чека, патрон может рвануть.
Боишься, Пинчук?
Минер улыбнулся и показал зубы величиной с ногти. Он не боялся.
Сейберт почесал переносицу. Фунт пироксилину не фунт дыму. Можно сильно попортиться... Но где достать такого осетра!
Ножницы и напильник. Какие ножницы? Всё равно какие, а лучше всего маникюрные. Несмотря на холод, Сейберт снял бушлат и засучил рукава тужурки. Лишние, в нос! Любуйтесь издалека!