Во всяком случае, так оно в наших похвальбах. На деле же всегда все не так вроде тех греческих икон Христа, занавешенных в праздничные дни. Но если кто похвастается, будто он плюнул в глаз Тору, стоя на носу, и бросил волнам вызов, смеясь при этом, его сочтут лжецом, каковым он и является.
Долгое плавание вот что это значит, всегда ты промокший до костей, отчего и ветер кусается сильнее, и одежда тяжела, как кольчуга, и натирает запястья и шею, особенно коли на них есть болячки.
А еще: сидишь, свернувшись, в темноте, закутанный в сырой плащ, и при всяком движении под тобою хлюпает вода. Коль повезет холодная волглая баранина, коли нет соленая вяленая рыба, а в плавании, по-настоящему долгом, питьевая вода такая, что лучше процедить ее через льняной плащ, чтобы очистить от худшего из того, что в ней плавает, а еды вообще никакой.
В то первое мое настоящее странствие не случилось даже мало-мальски серьезного шторма только качка на небольшой волне да добрый ветер, так что у корабельщиков было время растянуть над палубой навесы из лишних парусов, вроде маленьких палаток, чтобы дать укрытие в основном животным.
Эйнар лежал на корме под личным навесом. Весла были убраны, а единственным, кому приходилось работать по-настоящему, был мой отец.
За что отвечал я? За барана. Я должен был заботиться о нем, держать в тепле, унимать его страхи. Ночью я спал, сжимая в пальцах грубую мокрую шерсть, а студеный ветер овевал нас. По утрам меня будили брызги и дождь. Всюду хлюпала вода.
В первую неделю, идучи к югу и западу от Норвегии, мы вообще не видели суши. Мой бедный барашек орал от голода.
Потом мы вошли в узину; по одну сторону был Уэссекс, по другую Валланд, франкские земли норвежцев. Несколько раз мы высаживались на берег, но никогда на уэссекской стороне, пока не миновали владения Альфреда.
Но и тогда мы держались пустынных заливов и зажигали костры, только будучи уверены, что вокруг на многие мили никого нет. Корабль с вооруженными людьми из заливов Норвегии нигде не мог быть в безопасности.
Потом мы шли к северу, мимо острова Мэн, и было много споров, не зайти ли нам в Тингвеллир, чтобы как следует обсушиться и поесть. Однако Эйнар был против, говорил, что люди станут задавать слишком много вопросов и кто-нибудь проболтается, и тогда до Стратклайда вести дойдут прежде нас.
Ворча, повели «Сохатого» дальше к северу в ветер и море с белыми завитками.
Прошло еще три дня, никаких разговоров, только ворчанье, и даже у барана не осталось сил блеять. По большей части мы сидели, скрючившись, и терпели, каждый сам по себе.
Мне часто снилась Фрейдис, всегда одно и то же: она принимает меня в утро моего приезда. На ней синее льняное платье с вышивкой вкруг шеи и по подолу и застежки чудные звериные головы, а между ними низка янтарных бусин. Она сидит неподвижно, только размеренно поглаживает урчащую кошку.
Судя по мешку, тебя, надо полагать, прислал Гудлейв, говорит она мне. Коль он сам не пустился в это странствие, стало быть, болен или ранен полагаю, другой причины нет. Кто ты?
Орм, ответил я. Сын Рерика. Гудлейв взял меня на воспитание.
Так в чем же дело?
Прости?
Болен или ранен?
Он послал за своими сыновьями.
А-а. Она немного помолчала. А потом: Значит, ты его любимчик?
В моем смехе достаточно горечи, чтобы она все поняла.
Сомневаюсь в этом, хозяйка. Иначе для чего бы он послал меня через снега в дом к я прикусил язык, но она поняла и это и фыркнула.
К кому? К ведьме? К старой карге?
Я ничего такого не говорил, хозяйка. Но меня отослали, и я думаю, он надеялся, что я умру.
Вряд ли, бодро отвечает она, вставая, а кошка спрыгнула с ее колен, выгнулась большой дрожащей дугой восторга, и потом ушла. Называй меня не хозяйкой, а Фрейдис, продолжает она, разглаживая перёд платья. И поразмысли, молодой человек. Спроси себя, почему сколько тебе лет?
Я отвечаю, она ласково улыбается.
За пятнадцать лет мы с тобой ни разу не встречались, хотя оттуда досюда всего день пути, а Гудлейв приезжал каждый год. Подумай об этом, Орм сын Рерика. Не торопись. Снег растает нескоро.
Он послал меня в снега, чтобы я умер, с горечью повторяю я, но она пожимает плечами.
Но ты же не умер. Возможно, у тебя другая судьба.
Потом дом становится другим, с провалившейся крышей, и я внутри, укрывшийся ее пропитанным кровью плащом из китовой кожи. Однако она по-прежнему сидит на своей скамье, и кошка почему-то опять у нее на коленях.
Прости меня, говорю я, она кивает, и голова слетает с ее плеч, брякнувшись на колени, и кошка с воплем спрыгивает
Я просыпаюсь в холоде и сырости и думаю, что она является мне как привидение. А еще о том, что сталось с кошкой.
Но тут раздался крик Колченога он на носу сматывал в кольцо веревку из моржовой кожи. Мы все вскинулись, он указывал, а мы вглядывались в жемчужный свет зимнего неба.
Вон там! крикнул Иллуги Годи, тыкая шестом. Одинокая чайка покружилась, покачиваясь на ветру, и нырнула, сцапала рыбу и исчезла.
Мой отец тут же занялся своими странными приспособлениями и счетной палочкой. Я так и не овладел ими, даже после того, как он мне все объяснил.