День именин считался важнее дня рождения. Именинник или именинница с утра рассылали близким и знакомым именинные пироги; чем знатнее было лицо, тем больше был и пирог. Гости, приглашенные к столу, подносили именинникам подарки: духовные лица благословляли образами, миряне дарили материи, кубки, деньги и тому подобное. Царь в день своих именин собственноручно раздавал пироги своим приближенным по окончании обедни; царица делала то же у себя на свои именины. Царям и царицам также подносили дорогие подарки не только бояре, но и все торговые люди.
Самые сложные и затейливые обряды были свадебные. Здесь надо различать три главных действия: сватовство, сговор и самое бракосочетание.
начаться как со стороны родителей жениха, так и родителей невесты. Посылались обыкновенно сначала сваты или свахи, и когда, уже после переговоров, оказывалось, что родители невесты не прочь ее выдать за того, за кого сватают, то свахи просили позволения посмотреть невесту. Согласие на это по большей части давалось, и обыкновенно какая-нибудь родственница жениха или даже мать ехала смотрительницей, как называли ее. Показ невесты производился довольно торжественно. Невеста, богато разряженная, сидела за занавесом; занавес отдергивался, и она являлась во всей своей красе. Смотрительница заговаривала с ней, стараясь дознаться, не глупа ли она, не косноязычна ли и прочее. На таких смотринах и случалось, что показывали не ту, кого следовало. Жених по большей части не мог видеть сам невесты до самого венчания, после которого только и мог открыться обман. На обман можно было жаловаться, и если по розыску оказывалось, что жалоба справедлива, то брак расторгался и виновные наказывались. Но дело до этого доходило очень редко. Чаще жених и его родные покорялись судьбе, не желая заводить хлопотливой и неверной тяжбы, и хуже всего приходилось тогда, конечно, нелюбимой жене. Более самостоятельные, то есть возрастные, женихи настойчиво добивались иногда, чтобы им самим позволено было видеть невесту; родители ее, если дорожили женихом, соглашались. Но и это не всегда спасало от обмана: жених, раз увидав свою невесту, не видел ее уже до самого венчания, и потому подмен был возможен.
Новоселье в старину тоже считалось немаловажным событием и сопровождалось различными обрядами. Вступая в новопостроенное жилье, хозяин звал священника освящать дом и созывал родных и знакомых. Гости являлись обязательно с хлебом и солью. Этим выражалось пожелание обилия и благополучия; сверх того, наши предки, как известно, верили, что хлебом-солью прогоняется злой дух. Люди суеверные, не чуждавшиеся колдовства, приносили на новоселье черную кошку и черного петуха, а также растворенную квашню. Место для постройки нового жилья надо было выбирать тоже умеючи. Обыкновенно гадали клали, например, на землю кусок дубовой коры. На четвертый день смотрели, что под ней: если паук или муравей, то, значит, место лихое, а если червяки, то доброе и ставить на нем дом безопасно. Гадали еще и другим способом: из-под пазухи роняли на землю три хлеба. Если они все или два из них лягут на землю кверху верхней коркой добрый знак, а наоборот плохо. После новосельного пиршества каждый из гостей должен был что-нибудь дарить хозяевам. Этим выражалось пожелание, чтобы к хозяевам в дом шло всякое добро и был бы он как чаша полная.
В течение сорока дней по смерти совершалось поминовение по умершем. У людей семейных читалась Псалтирь и в доме, где умер покойник, и на могиле его, где устраивалось крытое место для чтеца монаха или дьячка. Жена, дети, родичи покойного носили смирное (траурное) платье, черное или синее, притом худое, изодранное: одеваться в это время опрятно и прилично родичам покойного значило выказать неуважение к памяти его.
Состояние образованности
Иноземцы, даже враждебно относившиеся к России, отдают полную справедливость большим умственным способностям русского народа, но вместе с тем указывают на то, что у русских людей не видно большой склонности к научному знанию и искусству. И немудрено. Вековое отчуждение от более образованных народов, зависимость от азиатской орды, крайняя бедность народа не могли пройти бесследно. Если вспомнить все неблагоприятные исторические обстоятельства, выпавшие на долю русского народа, то придется удивляться тому, что в нем вовсе не иссякли умственные и нравственные потребности; что он сквозь все невзгоды и напасти пронес свою душу живую. А что это так доказывает богатейшая народная поэзия. В ней сохранилась память о вековой борьбе со степью; сохранился чудный образ богатыря Ильи олицетворения народной силы в ее борьбе с темными силами, в поисках прямого пути сквозь темные дебри к свету, к красному солнышку. Сохранились в памяти и другие удальцы, у которых «сила по жилочкам живчиком переливалась», которым не сиделось дома и нужен был простор. Да и как было забыть народу их, когда они не переводились на Руси? Разве Ермак и его сподвижники не богатыри? Разве десятки, сотни искателей землицы, шедших по его следам, не богатыри? Разве Скопины и Минины не богатыри? Не только старые былины сохранились в живой памяти народа; спелись и новые песни про Грозного царя, как он Казанское царство покорил, и про Гришку-расстригу, и про Скопина, и про Разина, и про Алексея Михайловича. Все, что затрагивало сколько-нибудь сердце народа, нашло в нем живой отклик. Сказались народные думы и чувства и в сказках да прибаутках, и в пословицах да поговорках. Вылилась и печаль русской женщины, жалоба на свою горькую участь в семейных песнях. Не чужд остался темный народ и церковным книгам: начетчики и богомольцы, вышедшие из его среды, сложили немало так называемых «духовных стихов». Темные люди силились во что бы то ни стало объяснить некоторые вопросы, волновавшие их, вычитать ответы на них в книгах, нападали часто на ложные книги (апокрифы), где вкривь и вкось толковались слова Священного Писания, да и сами нередко давали волю воображению и вносили в свои стихи и сказания (легенды) много ложного. В стихе, например, о «Голубиной книге» так объясняется создание мира: «У нас белый вольный свет зачался от суда Божия, солнце красное от лица Божьего, млад светел месяц от грудей Божиих, звезды частые от риз Божиих, ночи темные от дум Божиих». В стихах о Страшном Суде изображаются муки разных грешников: «Тьма кромешная, погреба глубокие и мразы лютые неправедным священникам и судиям; котлы медные, огни разноличные, змеи сосущие мужам-беззаконникам и женам-беззаконницам; смола кипучая и скрежетание зубное и плач непрестанный глумотворцам и просмешникам; вытягивание языков и повешение за языки клеветникам и злоязычникам; повешение за хребты над калеными плитами и на гвоздье железное плясунам и волынщикам; червь неусыпающий сребролюбцам и грабителям». Праведники же будут жить в раю прекрасном, где на деревьях сидят птицы райские и поют песни царские, так что все вольное житье человеку показалось бы за один час, за одну минуту. Много подобных духовных стихов разносили в народе богомольцы да нищие, так называемые «калики перехожие». Все эти песни и сказания показывают, в какой темноте блуждал народный ум и как языческие понятия сплетались с христианскими, но вместе с тем свидетельствуют о духовной силе, которая не заглохла в нищете и невзгодах, искала простора, рвалась на волю.