Такая поруха родовой чести, по родовым понятиям, считалась непростительным преступлением. Вот почему в старину русский знатный человек, беспрекословно повиновавшийся государю, считавший себя холопом его, выказывал полное неповиновение, когда речь шла о том, чтобы унизить свой род, занять место ниже человека менее родовитого, готов был скорее пойти в тюрьму, подвергнуться батогам, кнуту, лишиться имений, чем причинить бесчестье всему своему роду. Уронить достоинство своего рода значило навеки опозорить себя не только в глазах всех своих родичей, но и в глазах всех порядочных людей. Московские государи, конечно, и сами сообразовывались при различных назначениях мест со степенью родовитости, но не всегда можно было соблюсти все тонкости родословия. Иногда приходилось давать предпочтение таланту пред породой, и вот тогда и возникал вопрос для человека, стоявшего за свою родовитость, как быть: подчиниться воле государя значит уронить весь свой род, не подчиниться значит навлечь на себя гнев государя, лично пострадать. Понятие о родовой чести так высоко ставилось, что почти все избирали последнее. Раньше, пока еще существовали уделы, для служилого боярина был исход, если казалось ему, что государь жаловал его не по роду, тогда можно было отъехать на службу к другому князю. Вот почему бояре так дорожили в старину правом свободного отъезда. Но времена эти миновали, уделов не стало, Русская земля сплотилась вокруг Москвы, а здесь, в Москве, около государя столпились многочисленные бояре. Среди них были и князья Рюриковой крови, и заезжие потомки татарских князьков, и разные выходцы из Западной Европы все они изо всех сил стараются обратить на себя внимание государя, стать к нему ближе, подняться выше других. Тут уж родовой гордости пришлось выносить частые и тяжкие удары. Русских родовитых бояр не оскорбляло возвышение разных заезжих иноземных бояр: с ними нельзя было считаться родовитостью. Как проверить их происхождение? быть может, они и очень родовитые. Иное дело свои боярские роды: и они сильно разрослись и разветвились, но все-таки можно, хоть и с большим трудом, разобраться, какой из них старше. И вот тут в среде русских бояр и начинаются бесконечные споры из-за старшинства при назначении на разные места. Приходится, например, царю послать кого-либо послом, или на войну, или назначить в приказ, и надо дать ему в товарищи или в помощники другого, а этот последний по роду своему считает себя равным или знатнее первого, и начинается дело. Один не хочет быть под началом другого и ставит себе это в позор и бесчестье, а тот, в свою очередь, считает себя обиженным этим заявлением и подает челобитье царю, жалуется на обиду, указывает, что отец обидчика, дед или прадед служил в подчинении у его деда или прадеда. Царь по челобитью приказывает сыскать в разрядных книгах, какой род честнее. Если окажется, что назначенный в подчиненные равен или выше родом того, с кем приходится служить, то назначают другого, менее родовитого, а если ниже, то приказывают служить без упорства. Если же и после справки он будет упрямиться, то за ослушание его сажают в тюрьму или подвергают другому наказанию. Местнические счеты особенно усилились с того времени, когда среди родовитых русских бояр стали появляться «худородные» люди, жалованные бояре, получившие сан благодаря своим дарованиям да царской милости, такие, как Ордин-Нащокин или Матвеев. Назначает, например, государь Афанасия Лаврентьевича Нащокина вести переговоры с польскими послами, а в товарищах у него велит быть стольнику Матвею Пушкину, а тот бьет челом, что ему, Пушкину, меньше Афанасия быть невместно. Нащокин, в свою очередь, жалуется царю, что Пушкин бьет челом не делом. Государь приказывает Пушкину служить, как велено, но тот упорствует. Дело кончается тем, что государь посылает ослушника в тюрьму и велит ему сказать, что от него отпишут вотчины и поместья, если он не покорится, но Пушкин стоит на своем:
Отнюдь тому не бывать!.. Хотя вели, государь, казнить меня смертью, Нащокин передо мною человек молодой и неродословный.
На этот раз ослушник, по родовым понятиям, был прав, и потому ослушание не имело для него особенно печальных последствий. Если же случалось, что упрямец, оказавшись по сыску неправым, продолжал упорствовать, то он подвергался, по усмотрению государя, суровому наказанию: долгому заключению в тюрьму, битью батогами, лишению поместий и ссылке в Сибирь.
Сверх того, совершался любопытный обряд «выдачи головою» виновного его противнику за бесчестье. Обряд этот, по рассказу Котошихина, производился таким образом. Тот, кому выдавали головой виновного, в назначенный день должен был быть дома и ждать своего обидчика. Отсылался же он
с дьяком или подьячим; пристава, взяв его за руки, вели по городу, а на лошадь садиться не давали. (Пешком идти для боярина считалось уже унижением.) Когда же приводили во двор к обиженному боярину, то ставили приведенного у нижнего крыльца, и дьяк или подьячий приказывал известить о своем приходе хозяина. Когда тот выходил на крыльцо, дьяк говорил ему: