Ф е л и ч е. Врунья! Врунья и трусиха!
К л э р. О Феличе, я (Бежит к двери. Он остается у окна. Она заходит в интерьер и, сжимая руки, смотрит на него из комнаты. Он перешагивает через низкий подоконник, и секунду они молча смотрят друг на друга.)
Феличе. Если мы не можем пройти полтора квартала до гроссмановского рынка, тогда мы не сможем больше жить вместе ни в этом доме, ни вообще где-либо только в разных зданиях. Поэтому слушай, Клэр: или ты выйдешь, и мы пройдем всю эту процедуру у Гроссмана, или я ухожу навсегда, и ты останешься здесь одна.
К л э р. Ты же знаешь, что я сделаю, если останусь одна.
Ф е л и ч е. Да, поэтому я беру ее за руку и кричу прямо в лицо: «А ну-ка выходи!» И тащу к двери.
К л э р. А я, я за что-то ухватилась, вцепилась вцепилась насмерть!
Ф е л и ч е. Да уж, вцепилась!
Клэр. Вцепилась в то, чего нет на сцене, в стойку перил, двумя руками и оторвать он меня не смог.
Ф е л и ч е. Ну и оставайся одна! Я ведь уйду и не приду никогда! Буду идти себе, идти, идти и идти. И все дальше и дальше!
К л э р. А я буду ждать!
Ф е л и ч е. Чего?
Клэр. Тебя!
Ф е л и ч е. Долго же тебе придется ждать, дольше, чем ты думаешь. Итак, я ухожу. Прощай! (Отходит от окна .)
Клэр (кричит ему вслед). Но только ненадолго! Возвращайся скорее!
Ф е л и ч е. Как же! (Выходит на авансцену и, тяжело дыша, рассказывает публике .) Надеюсь, зрители представят себе фасад дома а я как раз перед ним и стою, он закрыт подсолнухами, и меня почти не видно. Итак, я стою там и ни шагу дальше. Без нее я не могу существовать. Нет, не оставлю ее одну. Я брошен на произвол судьбы, мне так холодно. А позади дом. Чувствую, как он тихо дышит мне в спину и даже греет. Словно любимая рядом. Я уже сдался. А он такой старый, обветшалый, теплый, и словно успокаивает, шепчет: «Ну не уходи же! Брось эту затею. Войди и останься.» Приказывает, но так нежно! И что было делать? Конечно, подчиниться. (Поворачивается и входит в дом .) И я вернулся, тихо-тихо. А на сестру даже не взглянул.
Клэр. Нам стыдно смотреть друг другу в глаза. Стыдно, потому что так быстро сдались.
Ф е л и ч е. Пауза, тишина мы сидим, не глядя друг на друга
К л э р. С виноватым видом.
Ф е л и ч е. Ничто не сотрясает дом. Ни бурных сцен, ни упреков, ни оскорблений.
К л э р. И только дневной свет.
Ф е л и ч е. Да, неправдоподобно золотой дневной свет на
Клэр. Мебели, которая гораздо старше нас
Ф е л и ч е. Теперь я понимаю: этот дом превратился в тюрьму.
К л э р. Я тоже вижу это тюрьма, но что ж тут удивительного? Феличе, что я сделала с визиткой из бюро помощи?
Феличе. По-моему, ты положила ее под
К л э р. О, под бабушкину свадебную фотографию. (Достает визитку и идет к телефону .) Сейчас я их позову!
Феличе. Думаю, самое время.
Клэр (нерешительно поднимая трубку ). Держу а гудка нет. Прямо не могу, хочу закричать: «Ну помогите же, помогите!»
Феличе. Так он
Клэр (вешая трубку ). Иногда замолкает, совсем ненадолго, а потом опять включается, ты же знаешь.
Феличе. Да, знаю.
Конечно.
Клэр. Ну что, побудем здесь, может, опять заработает?
Феличе. Дождемся, что бюро закроют. Может, лучше пойти к соседям и позвонить от них? Скажем, наш почему-то не работает.
Клэр. Правильно. Так почему ты не идешь?
Феличе. Пойди ты. Такие вещи у тебя лучше получаются. Но посмотри! (Показывает на окно.) Вон же соседка снимает с веревки белье. Крикни ей.
(Клэр затаила дыхание. Потом бросается к окну и кричит, задыхаясь.)
Клэр. Пожалуйста, можно я пожалуйста, можно мы
Феличе. Слишком тихо, громче!
Клэр (отходя от окна). И ты действительно вообразил, что я буду звонить в бюро помощи и просить на глазах у этих злобных соседей, звонить по их телефону и в их присутствии? Ведь это они дали рогатку своему сыночку, чтобы он нас обстреливал!
(Небольшая пауза.)
Ф е л и ч е. Ты спрашивала, что делает человек, когда ему уже ничего не остается.
Клэр. Такого я не спрашивала. (Немного помедлив, окунает соломинку в мыльную воду .)
Ф е л и ч е. Вместо того, чтобы позвать соседку, пускать в окно пузыри! Они красивы, конечно, как и твой камень, но это значит, что мы сдались, и мы это знаем А теперь я легонько дотрагиваюсь до ее руки это сигнал: я готов произнести очередную реплику из «Спектакля для двоих». (Трогает ее руку.) Клэр, вчера, или позавчера, или сегодня, ты говорила, что где-то видела коробку с патронами от отцовского пистолета.
Клэр. Нет, нет, я не
Ф е л и ч е. Говори не «нет», а «да», Клэр И затем я достаю эту часть реквизита, которую она всегда ненавидела и боялась настолько, что даже отказывается помнить, что в пьесе есть патроны.
К л э р. Я сказала без них можно обойтись! (Из-под кипы лежащих на пианино нот Фелине достает пистолет.) Он что всегда там лежал?
Ф е л и ч е. Пистолет и патроны ты нашла их позавчера нигде и никогда не фигурировали, ни в одном из представлений этой пьесы. Сейчас я вынимаю холостые и вставляю боевые, причем проделываю это с таким хладнокровием, будто выбрасываю из вазы увядшие цветы и ставлю туда свежие. Да, с таким хладнокровием, что (Но его пальцы дрожат, и пистолет падает на пол. Клэр зевает, а затем смеется, затаив дыхание.) Прекрати! (Клэр закрывает рот ладонью.) А теперь я (Пауза.)