Ты меня чуть женщиной не сделал. Я, конечно, не против, если ты будешь со мной всегда.
Испытующе смотрит. Вздыхает, что-то поняв и отворачивается.
Не знала, что я такая собственница, продолжает признаваться. Знаешь, как невыносимо видеть, когда вы с Маринкой шепчетесь и смеетесь? Хотя мы с тобой договорились, что я буду с Сашкой, но я не могу с тобой окончательно расстаться и выбросить из головы. Особенно трудно вечером в кровати одной, хихикает, вспомнив что-то.
Я уже пришел в себя от пережитого ужаса и снова притягиваю
ее к себе.
Теперь я только снизу! соглашаемся оба.
«Какая у нее бархатистая кожа и упругое тело! У Маринки кожа более тонкая и ощущения другие от прикосновений», заползает подленькая мысль. «Татьяна более решительная и откровенная со мной в постели», продолжаю сравнивать. «Даже разделась почти без всякого стеснения вначале», вспоминаю. Хотя, как только вошли в комнату, сразу оба головы потеряли и стали скидывать одежду с себя и друг друга. Безо всяких прелюдий кинулись голые к друг другу.
Предполагаю, что мы с тобой останемся любовниками на всю жизнь, провокационно предположил.
Татьяна внимательно посмотрела на меня, отвернулась и задумчиво глядя в потолок хмыкнула.
А ты с Маринкой будешь? снова вопросительно повернулась.
Нет. У Маринки Вовка, признался.
А ты с кем тогда? удивилась.
Моя жена, возможно, еще на горшке в детсаде сидит, отшучиваюсь.
Ах ты, извращенец! радостно смеется и больно сует кулачком в бок. Тогда я согласна, соглашается, опять глядя в потолок.
«Для нее важнее, что я не Маринку выбрал», догадываюсь.
Снова начинаем целоваться и ласкать друг друга
Когда лежим расслабленные, отдыхая, Танька начала снова начала разговор:
В пионерском лагере от комбината мы с девчонками рассматривали какую-то самодельную потрепанную книжку с рисованными картинками. Там много разных способов изображено, как может мужчина с женщиной заниматься этим. Всем девчонкам интересно было.
Вероятно, вы смотрели самиздатовскую версию Кама Сутры, предполагаю.
Не помню я, как эта книга называлась. Вроде там начальных листов не было, вспоминает. Мы с тобой тоже будем пробовать по-разному? наконец задает интересующий ее вопрос.
Конечно. Когда ты станешь женщиной, смеюсь. Сейчас мы с тобой ограничены в желаниях и экспериментах.
Ты говорил, что в попу тоже приятно, обличает меня.
Мысленно предполагаю: «Без смазки может получиться так же, как с Маринкой».
Давай в следующий раз попробуем, надо будет кое-что запасти, отказываюсь. Нам ведь сегодня и так хорошо! утверждаю.
Танька благодарно целует в щеку.
Я такая счастливая! признается. Так бы лежала и лежала с тобой, продолжает и потерлась щекой о мое плечо. Сюда никто не придет? беспокоится. Чья это комната? интересуется.
Я, как и обещал тебе, договорился со своим знакомым. Сюда никто не придет, пока мы здесь. Когда мы с тобой расстанемся сегодня, я ему сообщу, успокаиваю ее.
Хорошо-то как! констатирует она. Почему женщины и девчонки так по-разному рассказывают про это? Ведь это так приятно! непонятно интересуется Танька.
Давай потом и об этом поговорим, предлагаю: Нам пора собираться.
Гляжу на часы, стоящие на телевизоре. Уже был пятый час. Пора собираться на поезд в Москву.
Таня явно расстается со мной с сожалением. На прощание целуемся. Легко шлепаю по ее симпатичной попке. Радостная уходит через второй выход из подъезда.
Глава 4.
Июнь. Москва.
Соломоныч искренне обрадовался, увидев нас и сразу вызвонил Аду Антоновну. Я посмотрел на Юрку.
Мне что, выйти? догадался он.
Киваю.
Я тебя потом позову, обещаю.
Достаю бобину с пленкой и конверт с текстами и нотами. Вопросительно смотрю на присутствующих.
Я же говорил, что Сергей умный парень, заявил довольный Соломоныч Аде Антоновне.
Давай Сережа сразу определимся с твоим творчеством, решительно заявляет женщина.
Киваю опять.
Ты согласен предложить для продажи некоторые свои песни? спрашивает, пристально вглядываясь в меня.
Снова киваю.
Ты гарантируешь, что их еще никто не зарегистрировал? допытывается.
Возможно,
зарегистрировали три мои песни, но их среди этих нет, трогаю бобину.
Ты их продал? За сколько? оживилась Ада Антоновна.
Коммерческая тайна, сообщаю и, улыбаясь, пожимаю плечами.
«Должны же торгаши понимать законы торговли», думаю.
Соломоныч прячет понимающую улыбку, опуская голову.
Хорошо, соглашается она, немного разочарованно, за сколько же ты хочешь продать эти песни с правами на них?
За пять тысяч рублей за песню, открыто смотрю на нее, стараясь не проявить эмоций.
Это не реально! решительно заявляет. Пойдем ко мне в кабинет, не будем здесь мешать, предлагает, взглянув на Соломоныча.
С нами сегодня еще один пацан. Это он под богом ходит. Та икона была его, вопросительно гляжу на Соломоныча. Может не стоит его держать на улице?
Соломоныч колеблется. Потом неохотно кивает и сообщает:
Пусть заходит.
Этим летом мне некогда будет ездить к вам. Возможно, он будет возить товар. Парень надежный, успокаиваю его.