«Тормозит Паша», мысленно отмечаю. Сева задумчиво посмотрев на нас, спрашивает меня:
У тебя вроде есть еще песня. Про жизнь.
«Так хочется жить!» подсказываю название.
Возможно, пожимает плечами и смотрит на меня вопросительно.
Об этой песне речи не было, напоминаю. Я ее уже продал, информирую.
Видно, что Сева не доволен.
Спеть можешь? интересуется.
Спеть могу, но эта песня, возможно, уже зарегистрирована в ВААПе под другим авторством и передана исполнителю, предупреждаю его.
Пой, хоть оценю, машет кистью.
Однако, качает головой, прослушав, действительно стоящая вещь.
У кого песня не скажешь? придя к какому-то решению, спрашивает.
Коммерческая тайна, сообщаю, мотая отрицательно головой, Даже Павел не знает, добавляю, отводя от друга возможные неприятности.
Хорошо. Я знаю, какую цену ты просишь за песни. Я могу купить (тянется за нотной тетрадью) «Кольщика», «Владимирский централ» и «Ушаночку» за названную сумму. «Извозчик» еще сырой и требует доработки. За него дам пятьсот рублей. За дворовые песни по триста, предлагает.
«Извозчика» отдам за так. Сомневаюсь,
что это полностью моя песня. Вроде бы, чего-то похожее слышал, сообщаю. А дворовые стоят значительно больше.
Сходимся на пятистах рублях за песню. Сева не скрывает своего удовольствия, убирая в дипломат бобину и нотные записи. Выкладывает на стол банковские упаковки двадцатирублевок и десятирублевок и отсчитывает пятьсот рублей. Пишет на бумажке свой телефон и просит звонить ему в случае появления новых песен незамедлительно. Намекает, что за достойные песни сможет заплатить больше. Жмем руки и расстаемся почти друзьями.