-
Вот что, Виктор. Поезжайте сами и решайте без меня. Думаю, справитесь. А я
возьму такси и смотаюсь в Сокольники. Может, мы паникуем, но после всего, что
случилось... - Господа! - вмешался Киселев. - Прошу располагать мною по вашему
усмотрению. У меня машина на стоянке. Кроме того, если надо будет кому-нибудь...
э-э-э... укрыться, моя фазенда в вашем распоряжении. Это далеко - километров сто
отсюда, глушь страшная, никакая собака не найдет.
Мик секунду раздумывал, затем, решившись, кивнул Ухтомскому и вместе с Киселевым
направился к выходу. Уже сев в автомобиль Александра Александровича - старый
потрепанный "жигуленок", - Плотников вынул из кобуры наган и проверил патроны.
Прокрутив пару раз барабан и убедившись, что все в порядке, он не стал прятать
оружие, положив его на колени. Киселев лишь покосился на наган и, не сказав ни
слова, повернул ключ зажигания.
Келюс и Лида действительно были в парке, в котором прошлой осенью девушка
встречалась с Фролом. Именно тут, в нескольких метрах от остановки, девушка
увидела мчавшуюся прямо на нее черную громаду грузовика, и Николай удивился,
отчего она решила приехать именно сюда.
В последнее время Лида сильно изменилась. Как-то она, словно между прочим,
попросила Лунина научить ее пользоваться браунингом. Келюс отделался
нравоучительной фразой о вреде шуток с огнестрельным оружием, но понял, что
курносая художница не шутит. Сам он с оружием расстался, понимая, что тех, кто
убил Фрола, теперь уже ничто не остановит. Последние дни Келюс потратил на
перепечатку подробного отчета о всем виденном, куда был добавлен анализ
документов из партийного архива и комплект фотокопий. Материалы, собранные в
папку, ждали своего часа в ящике стола. Как раз сегодня Николай собирался
позвонить по секретному телефону. Выхода не было - ни ему, ни Мику не под силу
тягаться с теми, кто методично обкладывал их маленькую когорту.
Августовский день дышал жарой, и Келюс был в одной рубашке. Обычно он, несмотря
на лето, носил куртку, чтобы скрыть спрятанный в кобуре под мышкой браунинг, но
в этот день жара была какая-то особенная, и Лунин оставил куртку в квартире
художницы, положив пистолет в этюдник. Он догадывался, что рисовать девушка не
собирается. Действительно, в этот день Лида даже не притронулась к краскам. Они
не спеша прогуливались по пустынным аллеям в редкой тени молодых невысоких
кленов и молчали. Келюс, по давней привычке, думал завязать легкую беседу ни о
чем, но сегодня художница была, как никогда, неразговорчива.
...О Фроле они больше не говорили. Стоило Лунину упомянуть о нем, как Лида
мгновенно умолкала.
Они в который уж раз мерили шагами аллею, когда девушка внезапно попросила еще
раз описать внешность Сиплого и Китайца. Лунин без всякой охоты начал
вспоминать. Китайца он помнил прекрасно, но Сиплый по-прежнему оставался темным
силуэтом в пальто и глубоко надвинутой на глаза шляпе. Художница слушала
внимательно, чуть закусив губу, а затем поинтересовалась, где, по мнению
Николая, она могла бы встретить кого-либо из этих двоих. Келюс принялся
втолковывать Лиде очевидную истину, что в одиночку ей никак не справиться, и эту
войну надо вести всем вместе. Девушка ничего не ответила, помолчала, а затем
тихо сказала, что Фрол действовал один. Николай хотел .вновь возразить, но
понял, что Лиду не переубедишь.
Они вышли к самой трассе, чуть правее автобусной остановки. Внезапно Келюс
остановился. Что-то словно ударило в грудь, заныла давно зажившая рана возле
локтя, невидимая тяжесть легла на затылок. Он на секунду закрыл глаза, пытаясь
прийти в себя, но боль не проходила. Лида тоже остановилась, удивленно поглядев
на Лунина.