Мужики молчали. Андрей повалился на колени и прикрыл вора собой, смиренно ожидая ударов. Но ударов не было.
Пущай живет, неча руки марать, свое получил, злобно бросил один из них.
Услышав удаляющиеся шаги, Андрей открыл глаза и мысленно поблагодарил Всевышнего за спасение. «Знать, не все людское потеряно в них», подумал он, осенив себя широким крестом.
Человек под ним заворочался и застонал. Андрей приподнялся. Спасенный оказался парнем лет шестнадцати с бледным, залитым кровью лицом. Криво остриженные светлые волосы торчали вороньим гнездом, нос уехал на щеку, в ссадину на лбу набилась соломенная труха. В прорехах рубахи виднелось грязное тело, ребра едва не рвали тонкую кожу. От парня воняло потом, кислятиной и мочой.
Живой? спросил Андрей.
Ж-живой, просипел несчастный. Ой, как они меня, ой
Звери, истинные звери, рядом на колени присела Прасковья и легонько дотронулась воришке до головы. Тот зашипел от боли и засучил босыми ногами. Спасибо, отец Андрей, не иначе Господь тебя сюда и привел.
Все в мире от Бога, ответил Андрей. И правда задержись он немного, парнишку втоптали бы в осеннюю грязь. А так живую душу спас. Да что душу, разом четыре души: и мальца сберег, и мужиков от греха смертоубийства сдержал.
Андрей встал, отряхнул рясу и спросил:
Тебя как зовут?
Яшка я, Яшка Багоня,
хлюпнул разбитым носом парнишка. Из Москвы проклятой спасаюсь, хотел до святого места дойти, а оно вона как
Воровать грех.
Ты монах, тебе легко говорить, огрызнулся Яшка. В каменных хоромах сидите, от пуза едите.
Да, так и есть, невесело усмехнулся Андрей. Перед глазами возникли братья-монахи родного монастыря. Не живые мертвые. Опухшие от голода, с гнилыми желваками, надутыми мором. Игумен Александр, мастер Данила, подмастерья Фома, Тимоша и Михаил И прочих без счета. Господь в этот год не разбирал святой ты старец или последняя шваль
Идти сможешь? Прасковья помогла Яшке встать.
С-смогу, парень неуверенно кивнул.
Что, худо на Москве? поинтересовался Андрей, заранее зная ответ.
Совсем худо, Яшкины тощие плечи мелко тряслись. Народишку страсть померло, жрать нечего: куда ни глянь одни мертвяки. Князь Василий в Кремле заперся, пережидает с боярами и родичами черную смерть. А нас бросил, отныне каждый сам себе князь. Давеча собралась толпа у Никольских ворот, хлеба просили ради Христа. А в ответ стрелами вдарили, людей много побили, иных даже до смерти. Вот я и решил убежать.
А есть ли куда бежать? вздохнул Андрей и перевел взгляд на Прасковью. Сам попросить не посмел, разве можно такое просить?
Но лекарка поняла все сама. Обняла Яшку и тихо сказала:
Я тебя к себе заберу, пойдешь?
Пойду, не поверил в свое счастье Яшка и тут же смешался. Только ведь я, тетенька, вор.
А у нас нечего воровать, мягко улыбнулась Прасковья и повела парнишку к избе.
То ли от того, что Яшку спасли, то ли от того, что с Аленкой перемолвился словом, но полегчало у Андрея на душе. И ведь поговорили они самую чуть, а все одно полегчало. Прасковья с дочерью хлопотали над Яшкой, промывали и перевязывали, накладывали на раны и ссадины противную вонючую мазь. Не до Андрея им было, и он, решив не путаться под ногами, тихонечко встал и ушел. Не дай Бог позовут на обед, а сколько можно добрых людей объедать? Тем более лишний рот завели
Ноги, еще утром сведенные судорогой, теперь несли Андрея легко. Он словно сбросил четыре десятка годков, снова став подвижным и быстрым в движениях отроком, за усердие и ниспосланный Богом дар иконописца выбранный в ученики самим Феофаном Греком. Помнил Андрей, как стоял, раскрыв рот, и смотрел на свежие фрески Архангельского собора, чувствуя, как Спаситель, в лучах ослепительно-белого света, спускается из-под купола прямо к нему. Не мог тогда представить Андрей, что уже через шесть лет вместе с Феофаном распишет Благовещенский храм. Было это только началом пути, приведшим Андрея сюда, в Андроников монастырь, чтобы, потеряв все и все отдав, спасти Русь не огнем и мечом, а делом богоугодным и благостным.
Ноги несли Андрея закончить работу всей его жизни. Успеть, только успеть. Господи, помоги
В соборе Андрей трудился дотемна, силясь наверстать упущенное. С Божьей помощью он осилил две трети задуманного: Христос, осиянный божественным светом, стоял на поверженных адских вратах; святые праведники выстроились один за другим, ожидая вызволения из преисподней и водворения в Рай; рогатые черти в бессильной ярости наблюдали за происходящим, но не решались вмешаться, устрашась силы Христовой. Утомившись, Андрей опустил кисть и отступил на шаг, чтобы взглянуть на сделанное. В неярком свете свечных огарков картина казалась живой: вот рука Христа чуть шевельнулась в призывном жесте; вот коленопреклоненная Ева обронила благодарную слезу; вот Иоанн Креститель, последний в череде святых пророков, оглянулся на прячущихся за камнями чертей. А за ними праведников без счета: цари, святые угодники и люди простые, освобожденные из заточения Сатаны
Андрей вздрогнул, увидев, что один из бесов на фреске уставился на него. Глаза нечистого пылали желтым пламенем, с клыков капала ядовитая слюна. Андрей моргнул и протер глаза. Изображение преисподней смешалось и поплыло, адское пламя полыхнуло настоящим огнем, обдало жаром. Андрей отшатнулся и упал на колени, а черти на картине драли глотки в неистовом хохоте и тянули к нему когтистые лапы.