Андрей присмотрелся к едва заметному строению.
Ночевать всё равно где-то придётся. Рюкзаки наши остались на болоте. Так отчего и не в этой сторожке? Следов человека пока не наблюдается, он осмотрел лишайник под ногами. Может, рискнём? Всё же, какая-никакая, а крыша над головой. От этого проклятого гнуса убережёмся на ночь.
Всё было тихо, умиротворённо. Рядом на ветках прыгали полярные белки, у порога расположилась брошенная кормушка для оленей. Можно было смело заходить.
Спустя несколько минут оба приятеля расположились внутри сторожки, оставив дверь раскрытой настежь, чтобы проветрить помещение. Пахло плесенью и нестерпимо гнилью. Плита была покрыта изнутри недавней сажей, значит, ею кто-то пользовался. Ни лыж, ни обуви, ни верхней одежды. Зато дрова в углу, приготовленные для следующих путников. Всё как полагается. Кто-то ночевал, оставил запас дров и несколько спичек для растопки.
Проснувшись поутру и вскипятив чайник, они слегка перекусили, затем, покидая уже вполне гостеприимную сторожку, Сергей Борисович, внезапно что-то вспомнив, подошёл к тумбочке, выдвинул ящик и положил внутрь газету, которую прихватил с собой.
А оставлю-ка я её здесь: авось кто-нибудь и почитает после нас. Такие же, забредшие сюда бедолаги.
Лишь бы не зеки кивнул, выходя Андрей.
Это была та самая газета, которую впоследствии найдёт егерь Коржин. Но это будет позже, совсем в ином измерении. Совсем в иной альтернативной реальности. Парадокс Эйнштейна-Розена тому и есть доказательство.
Покинув хижину, они направились в сторону озера на северо-восток, поскольку карта этого участка тундры осталась в одном из рюкзаков, теперь они ориентировались лишь по природным приметам. Три часа назад они уже останавливались на небольшой привал: выпили по кружке горячего кофе из термоса, затем снова пошли. Развели костёр и сварили кашу из той крупы, что нашли в сторожке.
В это время в карьере изыскателей
22.
а, точнее, ещё ранее, по всему периметру лагеря лежали одни мертвецы.
Вповалку.
Десятками.
С перерезанными горлами или убитые в упор из ружей.
Безумство началось с исчезновением загадочного сферолита. В лагере началось смятение, переросшее затем в крайнюю стадию паники. Люди из команды геологов изменялись психически прямо на глазах. Помешательство и безумие буквально скосило несколько вагончиков за два дня. Землекопы, сотрудники, исследователи и даже люди из группы «Космопоиск» бросались друг на друга, резали глотки, кромсали тела и крошили головы, чем придётся или что попадалось под руку. У кого были ружья стреляли в упор, совершенно не осознавая своих действий. Разум в одночасье покинул буквально всех, кто находился в карьере, включая бригадиров, группу охраны и самих учёных во главе с Ильёй Фёдоровичем. Всю задействованную технику разобрали на запчасти и, взорвав баки с горючим. Водокачка была подожжена и сгорела вместе с другими техническими складами и помещениями лагеря.
Два дня и две ночи пылал подожжённый карьер, распространяя по тундре сладковатый запах горелого человеческого мяса. Более полусотни рабочих и сотрудников методично истребляли друг друга в течение двух суток, не разбирая, кто есть кто. Многие сгорели заживо, остальные бродили по лагерю и близлежащей округе с безумными глазами, словно зомби в фильме ужасов об апокалипсисе Земли. Их движения были автоматическими, они ничего не понимали, имея лишь желание истреблять ещё оставшихся в живых. За два дня карьер изыскателей превратился в обугленный лагерь смерти: в ход шли рычаги, цепи, штакетники, части от гусениц. К концу второго дня в лагере не осталось ни одного здравомыслящего человека. Все были либо растерзаны, либо убиты из ружей, либо валялись с перерезанными глотками. Это была настоящая бойня. Жертвам вырезали органы, вываливали кишки, потрошили безвольные тела, выгрызали сочную печень и высасывали сырые,
ещё дрожащие как желе мозги. Трупы валялись повсюду.
Павла Семёновича убили в первый же день всеобщего безумия. Прохор, водитель вездехода, с остекленевшим взглядом вошёл в вагончик, где обитало начальство, с отрешённым выражением на лице разрядил свой дробовик прямо в упор куратора станций, превратив тело своего шефа в сплошное месиво кровавых ошмётков. То же самое он сделал и с помощником Павла Семёновича, когда тот с ужасом вскочил из-за стола, на котором лежали разложенные карты карьера. Прохор, абсолютно не ведая, что именно творит в эту минуту, хладнокровно распорол живот Степану Сергеевичу. У водителя ещё хватило времени распотрошить труп, вынуть тёплую печень, насладиться вкусом стекающей крови, вынуть кишки и подвесить их между двумя лампочками, как новогоднюю гирлянду возле домашней ёлки. Хлюпая сапогами по кроваво-красным лужам, безумец тут же, начисто забыв о содеянном, покинул вагончик, сам вскоре попав под нож своих коллег по безумию: ему размозжили голову, а тело разрубили на части строительным топором. Прохор был забыт.
Илье Фёдоровичу повезло больше.
При первых признаках всеобщего помешательства, он закрылся в одном из подвалов, и просидел в нём, пока сарай сверху пылал всю последующую ночь. Когда остов сарая начисто сгорел, он обожжёнными руками кое-как вскрыл дверцу и, задыхаясь от гари, выполз наружу.