С ним практически ничего не случилось. Переломов нет, внутренних повреждений, судя по всему, тоже нет. Насколько я знаю мистера Алоха, он принадлежит к тем счастливчикам, чьи ангелы-хранители никогда не спят.
Я
с интересом наблюдал, как в комнату вошла сестра в накрахмаленном белом халате. В руке она держала шприц для инъекций с какой-то жидкостью.
Тут уже все хорошо, мисс Хастингс. Полицейский врач небрежно махнул рукой. Нам это больше не нужно. Мистер Алоха уже приходит в себя.
Чтобы показать, что он прав, я не только заморгал глазами, но и полностью их открыл. Потом попытался подняться.
Хэнсон помог мне принять сидячее положение и озабоченно спросил:
Как ты себя чувствуешь?
А как бы ты почувствовал себя, если бы в твое лицо полетели три тысячи фунтов металла? Вы бы не могли перестать разглядывать мою статную фигуру и не принесли бы вместо этого чего-нибудь выпить и покурить?
Он чувствует себя превосходно, перевел Хэнсон мои слова врачу. Во всяком случае, он такой же, как и прежде.
А что это было? спросил я. Землетрясение? Или кто-то меня невзлюбил?
Хэнсон сказал:
Судя по всему, тебя кто-то крепко невзлюбил. Два человека из технического отдела изучают обломки твоей машины. Они уже высказали предположение, что к твоему зажиганию кто-то присоединил "чикагский ананас". И этот кто-то хорошо знал свое дело.
Я выпил то, что принесла мне сестра.
Великолепно! Совершенно великолепно! И вся эта история, и подоходный налог.
Хэнсон сделал знак сестре и женщине-полицейскому, чтобы те покинули помещение.
Кто хочет убрать тебя с пути, Джонни?
Я взял из руки врача горящую сигарету и спокойно ответил, что понятия не имею. Правда, после разговора с Мулденом, добавил я, этого можно ожидать от людей из банды Пайола. Видимо, им не понравилось, что Ивонна Сен-Жан наняла меня вызволить из камеры смертников Мулдена.
Хэнсон покачал головой.
Чепуха! У них не хватило бы времени прикрепить бомбу! Тем более что они не слышали Мулдена.
А откуда ты знаешь, что именно он мне рассказывал?
Хэнсон показал мне свои золотые коронки:
А как ты думаешь, почему мы позволили тебе воспользоваться частной комнатой? Ты знаешь, что я думаю?
Нет.
Я думаю, что эта французская куколка пришла к тебе сегодня по хорошо разработанному плану. Мы должны думать, что тебе мешает освободить Мулдена банда Пайола. А я со своей стороны думаю, что Мулден рассказал тебе как раз то, что и должен был рассказать.
Другими словами, я должен играть роль козла отпущения?
Вот именно.
Сейчас, в воспоминаниях, духи Ивонны источали не такой приятный аромат.
А Хэнсон продолжал:
Есть множество вещей, о которых Мулден нам ничего не рассказал и не расскажет, пока будет верить, что Хаммер все еще проявляет активность в его деле. Если бы ты оказался убитым, а мы бы клюнули на эту удочку, то появился бы новый материал, на основании которого можно было бы просить о пересмотре дела. Сам понимаешь, как выгодно было бы для Хаммера, если бы мы начали гоняться за каждым его конкурентом.
Его слова выглядели вполне логично. Ни Тод Хаммер, ни Ивонна Сен-Жан не учились своей тактике в институте благородных девиц.
И что ты собираешься делать? спросил я у Хэнсона. Арестовать мисс Сен-Жан и прижать ее так, что она будет вынуждена заговорить?
Он не нашел это смешным.
Нет. Мы сделаем вид, будто думаем именно так, как, по их мнению, мы должны думать. А ты будешь продолжать выполнять свое поручение и будешь пытаться вызволить Мулдена из беды, стараясь доказать, что он действительно не убивал Мэй Арчер.
Я поинтересовался, какую пользу принесет моя работа полиции, и его цветущий оттенок лица сразу сменился на багрово-красный.
Мы как раз говорили о Пайоле! взорвался он. А потом добавил с угрозой: Твоя проклятая лицензия поставлена на карту!
Возразить было нечем. Я выкарабкался со своей высокой кровати и только сейчас понял, почему Хэнсон попросил дам выйти из комнаты. Мой револьвер и кобура висели у меня на поясе. Рубашка и куртка висели лохмотьями, но все-таки еще кое-что прикрывали. Но от брюк и подштанников остались лишь приятные воспоминания. В таком виде я не выступал перед общественностью с тех пор, как был еще от горшка два вершка.
Я обратился к Хэнсону:
Придется вам дать мне взаимообразно кое-какую одежду и отвезти меня обратно в контору на какой-нибудь машине. Судя по всему, я и так уже потерял пять тысяч.
Он поинтересовался, какие расчеты привели меня к такому итогу.
Я объяснил:
От Ивонны Сен-Жан я получил две тысячи задатка. После всего, что произошло, я задержу их у себя. С другой стороны, я потерял машину стоимостью десять тысяч долларов, за которую в любое время получил бы семь. Если
от семи отнять два, то получится пять. При этом я не учел одежду стоимостью двести долларов.
Он ответил, что от моих слов у него сердце обливается кровью, а потом уговорил врача одолжить мне его запасную форму, которая как раз висела на вешалке. Я оделся и вышел на улицу, чтобы посмотреть на свою машину.
Работа была проделана первоклассно. В мостовой, где стоял мой "мерседес", зияла дыра глубиной футов в шесть. Неисковерканного металла хватило бы лишь на изготовление детской коляски. К счастью, небольшая сила удара взрывчатки была направлена вниз, в то время, как я и дверцы взлетели вверх.