Не раз и не два дядька Митяй пробегал мимо домов, в окнах которых маслянисто желтели тусклые лампочки и огоньки церковных свечей. Город будто служил панихиду, но старик не знал, по кому льют слёзы жители. Быть может, и по нему.
Он не пытался стучать в двери и окна. Даже если бы кто-то и расслышал отчаянные стуки сквозь гром, стук капель и завывания ветра, никто не решился бы подойти к двери. Тем более отпереть её.
Дождь смыл очертания улиц, превратив знакомый Дмитрию Юрьевичу городок в запутанный тёмный лабиринт. Из которого, как он подозревал, выхода не существовало вовсе. С неба донёсся особенно громкий раскат грома. Земля вздрогнула, и замёрзшие пальцы старика вдруг закололо. В медленно тающих цветных пятнах перед глазами он неожиданно разглядел картину, от которой тошнота подкатила к горлу.
Огромный нарыв, столько времени не дававший ему покоя, лопнул. По кривым улочкам теперь разливался невидимый гной, смешанный с тухлой чёрной кровью и чем-то липким, полупрозрачным Видение мигнуло и исчезло, не продлившись и секунды. Но теперь старик уверился, что всё произошло, и продолжало происходить, не случайно.
Не случайно
Дядька Митяй вытер лицо от струящейся по нему воды, мешавшейся с потом, и продолжил бег. Огромная фигура разъярённой женщины не отставала от него ни на шаг.
82.
Раскат грома чудовищной силы долетел даже до подвала, в котором находилась Катя. Темница дрогнула, сверху с шорохом осыпался песок. Девушка пришла в себя. И из её глотки моментально вырвался дикий вопль: едва открыв глаза, она увидела над собой кровавую маску, в которую превратил Пашкино лицо маньяк.
Сё харахо! выдавил он из себя, растягивая лохмотья кожи, оставшиеся на месте измочаленных губ, в подобие улыбки. Харахо! Шена!
Смысл сказанного почти не доходил до Кати. Она лежала на узкой койке на спине, ногами к двери. Мышцы саднило, всё тело налилось свинцовой тяжестью. Дышать было тяжело, но, видимо, самые острые приступы боли она перенесла без сознания. Слабо скосив глаза, Катя вздрогнула. Андрей Семёнович, её мучитель, лежал в центре камеры нелепой кучей тряпья. Она не смогла увидеть со своего места на койке, но догадалась, что его руки и ноги раскинуты в стороны, как у морской звезды. Зато она отлично разглядела его шею с багровыми синяками, вытаращенные глаза, налитые кровью, и фиолетовый язык, далеко вывалившийся изо рта.
«Господи» Промелькнуло у неё в голове. «Он же его задушил Задушил, задушил его»
Волна радостного облегчения поднялась в груди. Защипало глаза от навернувшихся слёз облегчения. Чёртов садист сдох! Катя хрипло рассмеялась, совершенно забыв о том, что в комнате находится ещё один человек. История закончилась! Катя смеялась и смеялась, дрожа всем телом и время от времени глухо охая, когда тупая боль проносилась по сломанным рёбрам. Теперь она вернётся домой, к маме, к тётке! Они уже, должно быть, с ума сошли от беспокойства
Шаглашна! громко возвестил Пашка, стоя у изножья кровати.
Катин смех резко оборвался. Кружившая голову эйфория схлынула, оставив после себя понимание, что она по-прежнему пленница. Но теперь её держит в заключении умственно неполноценный едва ли на несколько лет старше неё самой. Похотливый и, возможно, в неё влюблённый. И именно оттого безумно опасный. Непредсказуемый.
«Он только что убил своего отца.» безучастно напомнил Кате голос в её голове. «Ты жива только потому, что успела дать согласие.»
Согласна! как можно громче постаралась подтвердить Катя. Теперь она балансировала над пропастью даже не на проволоке, а на тончайшей, невидимой леске. Согласна!
Она перевела взгляд на выжившего мучителя. Выглядел тот ужасно. Глаза заплыли, превратившись в две узкие щёлки, окружённые иссиня-чёрными подушками вздувшейся кожи. Вся нижняя челюсть представляла собой сплошную рваную рану. Его кадык судорожно дёргался вверх и вниз, и Катя с отвращением догадалась,
струёй полилась Кате на руку, но пальцы не разжались на рукояти и не дали ей выскользнуть, когда Пашка резко двинул бедром. Клинок выскочил из его тела, как из растаявшего масла.
Девушка надеялась, что он вскочит с неё или откатится в сторону. Что он попытается зажать рану руками и, хотя бы на мгновение, забудет о ней. Но даже истекая кровью, Пашка не остановился. Беспорядочные и бессмысленные движения тазом участились, дыхание сбилось и вырывалось из распахнутого рта вместе с капельками крови, падавшими Кате на лицо. У него так и не получалось войти в неё, и это будило ярость, придававшую ему сил.
А! коротко выкрикнула Катя.
И дурачок, словно откликнувшись на этот звук, мгновенно сжал её горло руками. Катя ощутила, что Пашка нечеловечески, чудовищно силён. Он комкал её горло, как мягкую глину. Девушка чувствовала, как дыхание перехватывает, и пульс начинает стучать в висках. Вернулась боль. Причём одновременно во всём теле, заныл каждый ушиб, каждая ссадина. Сломанные рёбра застонали и заскрипели. Левая рука отнялась и повисла плетью. Катя не могла больше даже хрипеть, не говоря уж о криках
Подвижной оставалась лишь правая рука. Кисть, всё ещё сжимавшая деревянную рукоять, онемела и потеряла чувствительность, но всё ещё слушалась команд мозга. Она как будто увлекала за собой всю остальную руку, заставляя сокращаться измучанные Катины мышцы.