"Пятьдесят первая улица". Станция "Пятьдесят первая улица"!"
Он произносил эту фразу в микрофон ровным приветливым голосом, и ему приятно было сознавать, что его слышат во всех десяти вагонах сразу. Когда поезд влетел на станцию, он достал специальный ключ и, повернув его, подготовил к работе систему, открывающую двери. Он высунулся из окна и проследил за высадкой и посадкой пассажиров, затем закрыл двери сначала в хвостовой части состава, затем в головной, проверил по световым индикаторам, все ли двери
закрыты и блокированы. Когда поезд тронулся, он снова высунулся из окна на несколько секунд (как велела инструкция), чтобы убедиться, что все в порядке. Это было как раз то, чего не делали большинство ветеранов, боявшихся получить удар по лицу.
"Гранд Сентрал"! Следующая остановка "Гранд Сентрал"!"
Он вышел из своей кабинки и облокотился о дверь аварийного выхода. Он стоял со скрещенными на груди руками и разглядывал пассажиров. Это было его излюбленное развлечение. Он устраивал себе игру, стараясь угадать по внешности и манерам пассажиров, как они живут, где и кем работают, сколько получают, куда направляются. Иногда это было легко мальчишки-рассыльные, домашние хозяйки или секретарши, пенсионеры. Но с другими, особенно с теми, что классом повыше, задача была куда сложнее. Хорошо одетый мужчина мог быть и преподавателем, и адвокатом, и коммивояжером, и бизнесменом. Вообще-то, за исключением часов пик в его поезде редко попадались представители обеспеченных слоев общества. Компания, в которой он служил, была самой бедной из трех, обслуживающих нью-йоркскую подземку. Ему трудно было понять почему. Может быть, все дело в том, через какие кварталы пролегает линия? Однако проверить это предположение не представлялось возможным.
Вагон раскачивало, и ему приходилось балансировать, чтобы сохранять равновесие, что, честно говоря, ему тоже нравилось. Он чувствовал себя моряком на палубе корабля. Широко расставив ноги, он стал разглядывать мужчину, сидевшего прямо против его кабины. Внушительная фигура. Потрясающе широкая, хотя особенно высоким его не назовешь. Седые волосы Вполне прилично одет, на нем темный плащ и новая шляпа, ботинки тщательно начищены, и он, конечно же, не какой-нибудь рассыльный, хотя и везет с собой здоровенную цветочную коробку. Видимо, просто купил кому-то цветы и решил вручить их лично. Впрочем, судя по внешности, никак не скажешь, что такому часто приходится покупать цветы. Ну да разве можно узнать содержание книги по цвету обложки? Этим жизнь и интересна. Он может оказаться кем угодно: профессором колледжа, поэтом
Поезд начал замедлять ход, и Бад, отложив решение интересной загадки, вернулся в свою кабинку.
"Станция "Гранд Сентрал", пересадка! Станция "Гранд Сентрал"!"
Вторая теория Райдера и полицейский был сейчас ее живым подтверждением гласила, что в сложных обстоятельствах люди выдают свой стресс, потому что сами хотят этого. Они апеллируют к состраданию и демонстрируют свою полнейшую безвредность, подобно тому как собачонка трусливо перекатывается на спину, встретив более крупную и злую собаку. Они выставляют напоказ симптомы своего страха, вместо того чтобы контролировать их. Райдер был убежден, что, даже если вы перепуганы насмерть, что может случиться помимо вашей воли, вы выдаете свой страх окружающим ровно настолько, насколько сами хотите этого.
Эти теории были плодом очень простой философии, которая управляла жизнью Райдера, но распространяться о ней он не любил. Даже с лучшими друзьями. А может быть с лучшими друзьями в особенности.
Он помнил свой разговор с врачом, который произошел в Конго. Он пришел на пункт первой помощи с окровавленной ногой, чтобы ему удалили из бедра пулю. Доктор был индус, элегантный и образованный. Он легким движением извлек пулю из раны. Трудно было понять, что он делал в этой стране, участвуя в войне двух крайне неорганизованных фракций африканцев. Разве что приехал туда подзаработать? Впрочем, неужели это недостаточно веская причина?
Врач показал ему окровавленный кусок металла, прежде чем бросить его в плевательницу, затем посмотрел на Райдера и спросил:
Вы случайно не тот офицер, которого называют "железнозадым капитаном"?
На враче были майорские погоны, но это не означало, что чины имели хоть какое-то значение в той смехотворной армии. Правда, по ним можно было определить размер жалованья собеседника. Доктор наверняка получал на сотню-другую в месяц больше, чем Райдер.
Вы только
что сами видели мой зад, ответил Райдер. Как, по-вашему, он из железа?
Не надо сердиться, сказал доктор, обрабатывая рану. Я спросил из чистого любопытства. У вас, знаете ли, ничего себе репутация!
Какая же?
Одни считают вас бесстрашным, он плотно прижал своими смуглыми пальцами тампон к ране. Чтобы не закричать от боли, Райдеру пришлось стиснуть зубы. Другие беспечным. Мнения разделились.
Райдер смог лишь пожать плечами. В углу санитарной палатки лежал, скрючившись на носилках, полуобнаженный чернокожий солдат, который едва слышно, но не переставая плакал. Доктор смерил его долгим взглядом, и всхлипывания прекратились.